Шрифт:
Закладка:
— Я уже услышал все упреки в свой адрес — не стоит продолжать поливать меня грязью. Опуская вражду между нами, я пришел без укора, а с советом и здравыми вопросами. Кто остается у власти? Ребенок и два старика, один из которых обыкновенный судья? Каких дел они успеют наворотить в ваше с Богом отсутствие?
— Это не люди с улицы, а верно подобранные умы. Арес предоставил мне право избрать замену, которым я воспользовался благоразумно и хладнокровно.
— Ради чего? Прометея и его послания? — Николаос уже был в курсе. — Это может обернуться трагедией для государства, если вторая рука покровителя клюнет на уловку и окажется в ловушке, где ее история найдет свой трагичный конец.
— Мудрый Титан не станет разрушать отношения с Аресом и навлекать на себя его гнев ради умерщвления обыкновенной феории. Он не знает, что к нему едет советник.
— Ты в этом уверен? Полагаешь, у Прометея нет глаз в Лонче? К нему сегодня же полетит ворон с письмом, когда всего один человек из окна своего дома не увидит привычной картины: Солона Тавулариса на балконе с чашей вина в руке. Сопоставить одно с другим труда не составит.
—Так или иначе, но моя жизнь не стоит спокойного быта наших соседей.
— Может, Прометей и не совершит убийства, но тогда он упечет тебя за решетку и станет требовать от Ареса заключения сделки с немыслимыми ранее условиями. В хитрости, как и во многом другом, Титану не занимать.
— Никола, мы всего лишь пара немощных стариков на закате насыщенной богатыми историями жизни. Отличие лишь в том, что я не боюсь признавать этого и уже давно смирился с мыслью о вечном покое. — Солон почти не соврал. — Арес найдет нового советника и узрит истинное лицо соседа, тысячелетиями притворявшегося мирным Богом — своей жертвой я в последний раз принесу пользу государству. Однако Титан преследует совершенно другие цели и не желает власти — мне ничего не угрожает на Золотых Островах.
— Признаю, ты всегда мог похвастаться красноречием — из уст одного из умнейших людей в столице все звучит складно. Но парировать утверждение о наличии угрозы в пути тебе все же не удастся: леса на окраинах кишат монстрами, которые только и ждут подходящего момента, чтобы выпрыгнуть из засады и поживиться человечиной. Безобидный старик, не способный противостоять в бою даже крестьянину, — прекрасная жертва для изголодавшихся по плоти из высшего света кровожадных существ.
— У высшего света будет хорошее сопровождение. Вчерашним днем я запросил Героя у архонта Исократа — он уважил просьбу.
— Этого может оказаться недостаточно. — Николаос вошел во вкус — ему доставляло удовольствие указывать Солу на существенные недостатки его затеи. — Достопочтенный возраст является еще одной неоспоримой опасностью: ехать на лошади, спать в тавернах и шатрах, часто недоедать из-за спешки или неудачной охоты это совершенно не те условия, к которым ты привык, располагая всеми удобствами в Лонче. Простуда, понос, чесотка и прочие неприятности поджидают на тракте каждого путешественника — они доставят много проблем, если не сведут тебя в могилу.
— Я учел и такое развитие событий, заранее приобретя самые разнообразные снадобья, поэтому теперь готов встретиться лицом к лицу с любыми невзгодами.
Николаос Фотиадис закатил глаза и взглянул в небо.
— На счастье, есть в этом всем толика радости и для меня. Я пришел сообщить, что сопровождение во главе с Керберосом Иоанну уже ждет феорию у конюшен.
— Ты шутишь! — Солон натянуто улыбнулся, показав верхний ряд кривых пожелтевших зубов. — Только не он. Этот наглый, чрезмерно много возомнивший о себе грубиян, который презирает всех, кто не держал в руках оружия, не подходит. Замени его!
— Боюсь, что ничего не могу с этим поделать. — Никола казался самым счастливым человеком на свете. — Желаю удачного путешествия, советник!
Сол смотрел вслед едва ли не приплясывающему эпистратегу, стуча зубами и сжимая кулаки от злости.
Мужчина медленно вошел в конюшню и глубоко вдохнул хорошо знакомые ему запахи. В стойлах находились вычищенные и оседланные лошади, сгорающие от ожидания чувства свободы. Они фыркали и переминались с ноги на ногу, стуча копытами по устланной сеном земле.
— Как поживаешь, друг? — Кербер потрепал морду пятнистого коня. — Готов немного побегать?
В ответ раздалось задорное ржание.
— И ты, рыжик? Будешь жевать мураву вдоль дороги? Хорошее животное. Потерпите еще немного, и мы погоним вас самым быстрым галопом из всех, что бывают.
На улице тихо переговаривались четыре десятка солдат, готовясь к долгой поездке. Они были облечены в легкую броню, собираясь надеть кольчугу чуть позже, когда отдалятся от столицы и окажутся у щедрого на бандитов и опасных животных участка дороги. В воздухе витало неприкрытое недовольство, вызванное необычным заданием с неясными целями, но высказывать свое негодование никто не решался. Никто, кроме Кербероса.
— Советник, вас никак охватило слабоумие? Иначе не верится, что всего одно письмо способно заставить столь сообразительного, мудрого и расчетливого человека вдруг бросить все дела и отправиться на край света, чтобы просто погостить у Прометея.
— Значит вы это так называете? — Солон по привычке перенял манеру разговора собеседника. — Хотя тут нечему удивляться — солдатам, должно быть, и о словах «феория» и «переговоры» неизвестно. Все бы вам оружием размахивать.
— Пока дети, женщины и полные сил чтецы прячутся за каменными стенами, я со своими людьми встречаю врага на поле боя и даю ему отпор. Это самое оружие защищает все государство, чтобы подобные вам трусы могли дальше наслаждаться едой и напитками, мягкой краббатионе и горячими телами юных девиц.
— Армия хоть раз задавалась вопросом, откуда у нее берутся мечи, копья, кирасы и кольчуги, шатры и продовольствие? Задумывалась, как тяжело утолить желания всех и каждого и какие ужасающие своей жестокостью решения иногда приходится принимать Совету, чтобы государство продолжало цвести и благоухать? Без знаний философов, асклепиадов и политических деятелей, в том числе моих, вы кучка варваров, способных лишь осуществлять набеги и устраивать побоища в тавернах.
Повисло гнетущее молчание. Солдаты смотрели на сбившегося с ровного дыхания старика теперь не только с недоверием, но и откровенной