Сурхан клялся, стоя на коленях. Он просил аллаха покарать его — в случае измены клятве — всеми болезнями, выпустить по капле кровь, высушить тело, отдать на съедение гиенам.

— Достаточно, — сказал Азиз.

Оказывается, необходимо топить в канале иностранные суда. Топить так, чтобы задерживать движение и в конце концов сделать канал непроходимым. Нужна, конечно, ловкость. На себя вины не брать, отвечать должны чужие лоцманы, чужие капитаны. Ведь в открытую с европейцами бороться трудно. Что ж, аллах одобрит хитрость, против неверных все средства, все уловки хороши.

Сурхан ликовал. Да, так и надо с ними… Духи заморского вина буянили в его мозгу, и задача казалась простой. А когда Азиз упомянул о награде, ожидающей смелого мусульманина, Сурхан снова опустился на колени и поцеловал ноги благодетеля.

Духи улетучились из головы Сурхана лишь утром. Но доверие к благодетелю не поколебалось. Первое сомнение посеяла сестра Зульфия.

Да, сестра, девчонка! Сурхан не привык расценивать всерьез слова женщины, и уж меньше всего он был склонен слушать четырнадцатилетнюю Зульфию. Но она произносила не свои слова. Она читала вслух, разложив на столе газету. И то, что услышал Сурхан, ничуть не совпадало с тем, что говорил ему почтенный Азиз.

Если верить газете, которую печатают по воле республики, канал должен служить всему миру, всем народам, по справедливости. Канал приносит большой доход республике. В последнее время иноземные агенты пытались устраивать аварии на канале. Это враги арабов, враги, заслуживающие строгого наказания.

Сурхан не мог прочесть газету и проверить Зульфию. Но, очевидно, сестра не смогла бы сама придумать это. Слишком быстро и складно она говорила, глядя на бумагу, покрытую буквами.

В глубине души Сурхан почувствовал себя жалким, беспомощным человеком. Но признаться в этом себе он не мог. В последний день перед отъездом в Порт-Харад он был груб с сестрой и матерью. Он ругал сестру за то, что она завела себе чужеродную, русскую подругу, и повторял свое распоряжение старшего в семье — встретить дядю Солимана как можно лучше, постараться ему понравиться.

В Порт-Хараде Сурхан дождался «Тасмании» и явился к капитану Мюллеру. Азиз велел сказать немцу только одно: «Я Летучая Мышь».

— Ага, Мышь, — кивнул капитан. — Ты мне как раз и нужен.

Зачем нужен, выяснилось в тот же день. Штурман, господин Биверли, объявил Сурхану, что он зачислен рулевым. Обязанности обычные, только… Может быть, ему придется ослушаться приказа на мостике. Такой случай, вероятнее всего, произойдет на канале… Командовать будет лоцман, и если штурман или кто другой из начальников подмигнет, повторяя команду, то, значит, делать надо наоборот, крутить руль, скажем, не вправо, а влево.

Сурхан похолодел. То, что казалось ему в доме Азиза, за бутылкой вина, местью во славу аллаха, и к тому же совсем нетрудной, теперь стало куда сложнее.

Но назад пути нет! Даже в жаркий полдень на Сурхана накатывался холод страха. И если сестра прочитала ему правду, его будут судить за аварию и не помилуют… От кого тогда ждать защиты?..

Странные на «Тасмании» люди, на таком судне Сурхан еще не бывал. Не насчитаешь, пожалуй, и трех земляков! И каждый сам по себе — сторонится своих товарищей.

Сурхан готов был заплясать от радости, когда услышал родную арабскую речь. Правда, рослый, почти черный парень, сидевший рядом, за бобовой похлебкой, говорил очень смешно — не так, как в Джезирэ. Но Сурхан обрадовался, будто нашел родного.

Юсуф — так зовут парня — родился далеко, в английских владениях, но воспитан в правой вере. Сурхан мигом подружился с единоверцем. Во время плавания в Индийском океане они все свободное время проводили вместе.

— Здесь банда штрафных, — сказал Юсуф. — Мюллер всяких бродяг принимает на судно.

— И ты штрафной? — спросил Сурхан.

— Грехи есть и за мной, — рассмеялся Юсуф, но не сказал, какие он совершил грехи.

Выложить свою тайну приятелю Сурхан опасался, ведь он дал клятву. Одна мысль о небесных карах, уготованных за измену клятве, сковывала язык.

— Говорят, — сказал Юсуф, — такую банду набирают, когда судно идет на гибель.

Сурхан заерзал на кнехте. Они сидели под синим покровом неба, у штабелей леса.

— «Тасмания» хорошо застрахована, — сказал Юсуф. — Хозяева ничего не потеряют.

Уста Сурхана все-таки оставались закрытыми еще много дней, пока на судне не появился русский лоцман.

Сурхан сразу узнал его. На мостике, в трех шагах, — лоцман Данилин, русский лоцман, лютый враг…

Тюрьма, голод и жажда, пытки неизвестностью, угроза смертной казни — все из-за него, из-за русского! Сколько раз днем и ночью виделась виселица, намыленная петля! Сколько раз она стягивала шею, отнимая дыхание!

Да, все беды из-за него, если верить почтенному Азизу…

И мысли Сурхана снова путались. Между капитаном Азизом и русским лоцманом стоит капитан Мюллер, немец. Матросы говорят, что Мюллер презирает всех, у кого темные глаза и черные волосы, а уж про темнокожих и говорить нечего… Но если верить почтенному Азизу, то надо подчиняться Мюллеру.

«Тасмания» уже давно кажется Сурхану огромной ловушкой. Как спастись? Но ведь не убежишь?

Матросы говорят — Мюллер раньше воевал против русских…

Дай, аллах, разума! Нет, все равно не понять всего. Неужели русский хотел смерти невинного? У Сурхана голова раскалывается от нескончаемых вопросов. Он гонит их прочь. Самое главное — стать опять Сурхану вольным человеком, а не Летучей Мышью. Проклятая дочь ада! Мало он вытерпел — надо еще носить ее имя!

А что если открыть все русскому лоцману…

Сурхан пугается этой мысли, гонит ее, но она почему-то возвращается.

Русский лоцман не знает того, что задумано здесь, и если узнает…

Вечером Сурхан затащил Юсуфа в закоулок, наполненный гулом машины, и открылся во всем.

— Попал ты на крючок, — вздохнул Юсуф. — Не приложу ума, как тебя выручить. Может, лоцмана посвятить в эту историю! А?

— Вот и я думаю, — воспрянул духом Сурхан. — Хуже не будет. Русский, может, не выдаст меня капитану. А? Ведь не выдаст?

— Нет, наверно.

— Ну вот. Ох, Юсуф, лишь бы не заметили…

— Ничего. Скоро бросим якорь, и тогда… Лоцман уйдет с мостика, отдыхать ляжет. Я покажу тебе его каюту.

И хорошо, разговор не для чужих людей. Но с чего начать?

Загремела якорная цепь и помогла Сурхану решиться. Юсуф вышел на разведку. Минула вечность, пока он ходил…

— Идем! — шепнул Юсуф.

Он обнял Сурхана и подтолкнул его. В коридоре тускло мерцали редкие, запыленные лампочки.

— Эй, — раздалось вдруг. — Что вам тут надо?

Впереди, в нескольких шагах, блеснул козырек чьей-то фуражки.

Козырек наполовину закрывал лицо человека, который выскочил из-за поворота и встал перед матросами, широко расставив ноги.

Он больше ничего не сказал, только