Но при отступлении ее племена вырезали их тысячами. Из двадцати тысяч, которые Бабур привел из Кашана, до стен Кандбаджара живыми добралось меньше половины.

Она не проявила милосердия к захваченным в плен сирдарам, хазам и простым людям. Сотни силгизов и йотридов из-за ее маневра потеряли детей и жен, мужей, матерей и отцов. Вероятно, Сира считала, что они заслуживают воздаяния.

Потому она приказала вырыть в песке глубокую яму, бросить туда пленников и поджечь. Когда яму засыпали, на могиле посадили красные тюльпаны.

В Зелтурии тем временем все пришло в хаос – не хочу даже вспоминать ужасы, которые мы там увидели. Повезло лишь в одном – мы нашли сокровищницу Кярса, которую Сира могла бы использовать для восстановления города. Но Малак по-прежнему стоял над горами, и отсутствие солнечного света всех беспокоило.

– Это знак от Лат, – вещала Сира своим последователям. – Солнце не заглянет в этот священный город, пока мы не загладим все зло, причиненное моей семье.

Под своей семьей она подразумевала Потомков.

По приказанию Сиры силгизы и йотриды не тревожили гробницы святых.

– Взгляни на мертвые цветы, покрывающие их тела, – сказала она. – Кровь Хисти и Потомков достаточно их наказала.

Все тела в гробницах святых и впрямь были засыпаны увядшими стеблями и лепестками. За исключением усыпальницы Хисти, хотя я знала, что самого Хисти там не было.

Меня тревожила и другая усыпальница – Святой смерти. Мы не смогли ее отыскать. Крестейцы завалили вход в ее храм валунами. Когда мы убрали их и вошли внутрь, гробница была пуста.

Тревожно и странно, если вспомнить, что мне известно о Святой смерти.

– Мне недостает моего балкона, – сказала Сира, глядя на каменную стену пещеры, своих новых покоев. – Все эти жилища такие сумрачные и тесные.

Что нужно в комнате, кроме лежанки и одежды?

– Я привыкла к этому жилищу через несколько лун.

Она села на стопку ковров.

– Я и забыла, что ты здесь жила.

Я показала ей «Мелодию Михея» и лист бумаги.

– Итак, Михей знал, где находится чей-то сын. – Она наморщила нос. – И что это значит?

– Дэвы – невероятно умные существа, Сира. Они живут долго, а когда что-то затевают, строят многослойные планы, растянутые на несколько поколений. Когда не удается один, у них есть наготове следующий и еще один. Вот поэтому Малак и стоит над городом, и мы ничего не можем поделать.

Разве что один из нас не захочет взобраться на гору, добраться до одной из его чудовищных лап и отсечь ее клинком из Слезы.

Сира пожала плечами.

– Честно говоря, я слишком устала, чтобы думать о подобных вещах. Если их план растянут на несколько поколений, мы вполне можем выделить пару дней для отдыха.

– Тебе следует отдохнуть. – Я сжала ее колено. Она вспыхнула от моего прикосновения. – Я попрошу о помощи Эше.

– Править этим городом будет тяжелее, чем Кандбаджаром. Всякий раз, когда я выигрываю, все только усложняется.

Бедная девочка. Она стала не только главой царства, но и религиозным лидером. Все возлагают на нее свои надежды и свое бремя.

– Ты сильнее, чем думаешь. Ты решишь все задачи.

– Кстати, о задачах. Когда ты собираешься обучить меня соединять звезды?

– Скоро.

Раз она исполнила свою часть договора, мне придется исполнить свою.

Дверь со скрипом отворилась, и в комнату заглянул Пашанг, ослабевший и бледный. Он наконец-то очнулся.

Сира встала и по-девичьи улыбнулась ему. Кто бы мог подумать, что в ее положении, после всего сделанного, она будет способна вот так улыбаться, заливаясь вишневым цветом. Может, ей удалось убедить себя в том, что я давно поняла: битва за всеобщее благо – это путь к прощению себя.

– Мне надо идти.

Им нужно было многое обсудить, а мне сделать.

Эше стоял на коленях лицом к стене, сквозь которую ушли Базиль и его сын после убийства лекаря. И теперь Эше часами всматривался в ту кровавую руну.

– Есть успехи? – спросила я, переступая через пустые лежанки.

– Нет.

Он не смотрел мне в глаза. Отвечал односложно. Я заслужила его отвращение тем, что сделала в Сирме.

И пока не завоевала его доверия, если это вообще возможно.

– Ты сказал, что здесь кровь древних. – Я опустилась на колени с ним рядом. – Но она ведь не совсем человеческая. Где же Доран ее добыл?

– Не знаю.

Он не примет мое раскаяние так легко. Я почувствовала его лишь в момент смерти, глядя в глаза своему убийце и мужу. Когда в меня вонзился клинок, я каким-то чудом поняла, что была во всем не права. Словно, умирая, очнулась от сна.

– Слушай, Эше. Твое отвращение ко мне справедливо. Но ты целый день глядишь в эту стену. Вдруг я чем-то могу помочь.

Он скользнул по мне взглядом, и его глаза лишь на миг встретились с моими.

– Я понятия не имею, что ты задумала.

– Я хочу помешать дэвам Хаввы открыть Врата.

– Или, может быть, пытаешься им помочь.

Я закатила глаза.

– Что за этой стеной? Разве Апостолы не знают?

Апостолы до сих пор оставались в храме, что создавало неловкость. Они почитали святых и не признавали Сиру преемницей Хисти. Но она обещала Кеве не причинять им вреда, так что им придется смириться.

– Эта стена толщиной в пять шагов, – сказал Эше. – В Писании говорится, что Хисти проходил сквозь нее, используя свою кровь.

– Так используй кровь Сиры.

– У Сиры кровь завоевателя. Не получится.

– Это раньше в ней текла кровь завоевателя. А теперь – кровь Хисти.

– Это невозможно. Что бы ни говорила любая из вас, я отказываюсь в это верить.

До чего упрямый зануда. Так похож на другого, которого я когда-то знала. Может, у нас с Сирой общая слабость, когда речь идет о мужчинах. Нас привлекает упрямство.

Где бы ни был Кева, мне когда-то придется его посетить. Но о том, чтобы остаться с ним, даже речи быть не может – он запрет меня в клетке. Будет держать в безопасности, в доме, как шахи своих женщин в гаремах.

Он дал Сире кое-какие обещания, но мне хотелось большего, чем холодный мир между ними. Мне хотелось объединить их ради общего блага.

А еще мне хотелось опять увидеть его. Ощутить его своей кожей. Я так жаждала этого, ведь моя фанаа исчезла.

А потом мы могли бы полежать в постели, поболтать о чем-то обыденном – например, о том, как в детстве играли под летним дождем. И могли бы даже