Шрифт:
Закладка:
– Ну-ка, передайте мне вино, – попросила она Денизу. – Почему бы вам тоже не заказать омлет?
– О, с меня вполне хватит говядины, – ответила девушка; чтобы избежать лишних расходов, она ела только то, что подавали, какой бы отвратительной ни была эта пища.
Когда официант принес рис с тертыми сухарями, женщины возмутились: они уже оставили его нетронутым на прошлой неделе и надеялись, что больше эту гадость не подадут. Одна лишь Дениза, наслушавшись рассказов Клары и еще больше испугавшись за Жана, машинально съела рис, не замечая, с каким отвращением на нее смотрят окружающие. Девицы наперебой заказывали дополнительные блюда, объедались конфитюром – здесь считалось «шикарным» питаться за свои деньги.
– А знаете, что объявила дирекция? – сказала хорошенькая продавщица из отдела белья. – Она обещала…
Но ее тут же со смехом прервали: хватит, надоело уже это начальство! Все обедающие пили кофе, кроме Денизы: она уверяла, что плохо его переносит. После десерта женщины засиделись перед пустыми чашками – и продавщицы из бельевого, похожие в своих шерстяных платьицах на простеньких мещанок, и девушки из отдела готового платья, с салфетками на груди, чтобы не запачкать свои шелковые наряды, – точь-в-точь знатные дамы, спустившиеся в людскую, чтобы пообедать вместе со служанками. Официанты открыли было заслонку отдушины, чтобы хоть как-то освежить душный, зловонный воздух столовой, но ее сразу пришлось затворить – на улице так грохотали фиакры, словно ездили прямо тут, по столу.
– Тихо! – шепнула Полина. – Этот скот явился!
То был инспектор Жув. Он любил наведаться в столовую к концу обеда, особенно в зал для женщин. Впрочем, это входило в его обязанности. Старик заявлялся сюда с приторной улыбочкой, иногда заговаривал с девушками, спрашивал, довольны ли они обедом. Но поскольку он всем надоел, они спасались бегством, хотя колокол еще не возвестил конец перерыва, – Клара исчезла первой, за ней последовали остальные. В столовой остались только Дениза и Полина, которая уже выпила кофе и снова сосала конфетки.
– Ну ладно, я пошла, – сказала она, вставая из-за стола, – хочу отправить рассыльного за апельсинами. А вы идете?
– Скоро пойду, – ответила Дениза, жуя хлебную корочку: она решила выйти последней, чтобы переговорить с Робино где-нибудь на лестнице.
Когда девушка увидела, что оказалась наедине с Жувом, ей стало не по себе; она тоже направилась к двери. Но тут инспектор загородил ей дорогу со словами:
– Мадемуазель Бодю…
Он стоял перед ней, улыбаясь с отеческим видом. Густые сивые усы и волосы бобриком придавали ему вид почтенного бывалого воина, на выпяченной груди красовалась орденская ленточка. И Дениза успокоилась.
– Что вам угодно, господин Жув? – спросила она.
– Нынче утром я приметил, как вы там наверху, за коврами, болтали с подружкой. Вам известно, что это нарушение правил, и если я представлю рапорт… Похоже, эта Полина очень вас любит? – Его усы подрагивали, огромный бугристый нос – признак животного вожделения – побагровел. – Ну так как же? С чего это вы так милуетесь?
Дениза ничего не поняла, но слегка встревожилась. Инспектор подошел слишком близко, дышал ей в лицо.
– Да, правда, господин Жув, мы с ней разговаривали, – пролепетала девушка. – Но разве это преступление – поболтать несколько минут?.. Вы всегда так добры ко мне, спасибо вам.
– А мне не полагается быть добрым, – ответил он. – Я обязан нести свою службу. Но вы такая пригожая барышня…
С этими словами Жув придвинулся поближе, и тут Дениза испугалась не на шутку. Ей вспомнились рассказы Полины, да и все прочие истории, услышанные от продавщиц, – якобы инспектор так запугивал некоторых провинившихся, что им приходилось покупать его снисходительность. Правда, в магазине он ограничивался мелкими любезностями: благосклонно похлопывал по щечкам безропотных девушек, брал их за руки, поглаживал и долго не отпускал, как бы по рассеянности. Все это выглядело вполне невинно, и Жув давал волю своему животному вожделению только за стенами магазина, когда жертва соглашалась прийти к нему домой, на улицу Муано, «выпить чашку чая с тартинками».
– Оставьте меня, – прошептала девушка, отступив назад.
– Ну-ну, вы же не будете дичиться друга, который покрывает ваши делишки… Будьте полюбезнее, приходите ко мне сегодня вечерком посидеть за чаем с тартинками. Приглашаю от чистого сердца.
Но теперь Дениза уже возражала в полный голос, твердя:
– Нет! Нет!
Столовая была пуста, официант куда-то пропал. Жув, чутко прислушиваясь к звукам в коридоре, быстро огляделся; возбужденный до крайности, он уже забыл о своем служебном достоинстве, о невинных отеческих вольностях и попытался поцеловать ее в шею, бормоча:
– Ах ты, злючка… дикарка… Ну можно ли быть недотрогой, с такими-то волосами! Так вы приходите вечерком, поразвлечемся…
Багровое лицо старика было уже совсем близко; девушка чувствовала его тяжелое прерывистое дыхание, и ее замутило от испуга и отвращения. Собравшись с силами, она оттолкнула Жува так резко, что он пошатнулся и едва не упал на стол. К счастью, перед ним стоял стул, на который старик и рухнул, но при этом от сотрясения на столе опрокинулся графин с вином, и оно забрызгало белый галстук инспектора и его красную ленточку. Старик даже не подумал отряхнуться, он сидел, задыхаясь от ярости, ошеломленный резким отпором девушки. Как она посмела – он ведь ни к чему ее не принуждал, ничего такого не хотел, пригласил к себе по доброте душевной!
– Ну, вы об этом пожалеете, мадемуазель, помяните мое слово!
Дениза выбежала из столовой. Как раз в этот момент зазвонил колокол, и девушка, все еще дрожавшая от потрясения, забыла о Робино, поднялась в свой отдел, а потом уже не смела и думать о том, чтобы спуститься. Теперь, в разгар дня, солнце буквально раскалило фасад магазина со стороны площади Гайон, и в салонах второго этажа все задыхались от жары, несмотря на плотные шторы. Несколько женщин, которые забрели в отдел, издергали девушек капризами, но так ничего и не купили. Весь отдел зевал от скуки под сонным взглядом мадам Орели. Наконец, около трех часов дня, Дениза увидела, что начальница задремала, тихонько выскользнула из отдела и побежала через весь магазин, приняв озабоченный вид. Чтобы сбить с толку любопытных, которые могли за ней проследить, девушка не сразу пошла вниз, в отдел шелков: сначала она притворилась, будто у нее есть дело в секции кружев, окликнула Делоша, задала ему какой-то невинный вопрос, потом, спустившись на первый этаж, прошла через отдел руанских ситцев и уже вошла было в отдел галстуков, как вдруг в изумлении замерла на месте: перед ней стоял Жан.
– Господи, что ты тут делаешь? – побледнев, пролепетала девушка.
Жан был в своей рабочей блузе, с непокрытой головой; его растрепанные светлые волосы падали завитками на нежную, почти девичью шею. Он стоял перед витриной с узкими черными галстуками и, казалось, о чем-то мучительно размышлял.
– Что ты тут делаешь? – повторила Дениза.
– Как – что? Тебя дожидаюсь… Ты же мне запретила приходить в твой отдел. Ну вот я вошел сюда, но никому ничего не сказал, можешь не волноваться. Если хочешь, притворись, будто мы незнакомы.
Продавцы уже поглядывали на них с недоумением. Жан понизил голос до шепота:
– Знаешь, она решила прийти вместе со мной. Да-да, она здесь, ждет на площади, у фонтана… Дай мне пятнадцать франков, иначе мы погибли, это так же верно, как то, что светит солнце!
Дениза была потрясена. Служащие уже навострили уши и хихикали, довольные этим нежданным развлечением. Вспомнив, что за отделом галстуков есть дверь, ведущая в подвал, девушка поспешно втолкнула туда брата и заставила спуститься. Жан шел вниз, продолжая несвязно рассказывать свою историю, подыскивая убедительные объяснения и боясь, что сестра ему не поверит:
– Эти деньги не для нее – она-то женщина порядочная… А ее мужу и вовсе наплевать на какие-то пятнадцать франков! Он свою жену не уступил бы никому и за миллион.
