Шрифт:
Закладка:
Когда мы взяли все рубежи, которые намечали для себя, я провалился в пустоту. Два месяца мы бились за этот сектор и сейчас, когда он был взят, я должен был радоваться, но вместо этого я вспоминал и прокручивал в голове лица тех, кто лег по этим рвам и окопам, и мне становилось тоскливо. Мы так долго бились за эту линию обороны, за эти укрепы, и так много положили пацанов, что я как марафонец упал сразу же за финишной чертой. Для меня со взятием леса закончился очень важный этап жизни — становления меня как воина и командира. После этого марафона, требовавшего полной отдачи психических и физических сил, неизбежно наступил этап опустошения.
— Как дела, бойцы? — спросил я ребят, которые находились на позиции у стелы, которую я считал своей.
Это была пятерка, отобранная мной для воспитания и выращивания командиров групп.
— Да отлично все. Только мыши достали! — ответил мне боец из последнего пополнения, которого я оставил тут из-за его военного опыта.
С началом СВО, которая началась чуть меньше года назад, часть полей с подсолнечником так и осталась неубранной. Скорее всего, из-за этого и отсутствия естественных врагов — птиц — среди популяции полевых мышей произошел демографический взрыв. Мыши стали зимними мухами. Истребить их было невозможно. Прежде чем залезть в спальник, нужно было вывернуть его наизнанку и вытряхнуть оттуда непрошенных гостей. А когда я залазил внутрь, мыши начинали бегать по мне, как будто я был частью интерьера. Они бегали по стенам и потолку, они падали сверху и обнаруживались в немыслимых местах. Но хуже всего было то, что они грызли все, что можно было грызть. Хруст и шуршание пайками продолжались и днем, и ночью.
Нам приходилось вести постоянную борьбу на два фронта. С одной стороны, на нас нападали украинцы, а с другой — вездесущие партизаны-мыши. Бойцы старались придумать ловушки и уничтожать их, но это не приводило к видимым результатам. Миллионы мышей окружали меня и ребят на протяжении двадцати четырех часов, семь дней в неделю в любом месте, куда бы мы не передвигались. Прежде чем одеться или обуться, необходимо было проверить, поселились ли они в одежде или обуви за то время, что ты спал. Один раз две мыши стали выбираться из моего рюкзака в процессе моего перемещения по траншеям, и своим шуршанием сильно напугали меня. Слыша подозрительные шорохи, я подумал, что это ползает украинское ДРГ. Я был готов к отражению атаки, но почувствовал, что у меня кто-то выползает из-под броника. Когда оттуда выпрыгнула мышь, а из подсумка выбралась мышь покрупнее, шорохи прекратились. Так как мышиное ДРГ отступило, в бой вступать не пришлось.
В конце концов, война с ними была проиграна. Их мобилизационный ресурс намного превосходил наши способности по их уничтожению. Хорошо, что со вторым противником ситуации обстояла легче. Командир, который воевал до приезда на Донбассе и в Африке, рассказывал, что там была похожая проблема с джунгариками — разновидностью хомячков. Но такого количества живности, которая ковром устилала блиндажи, даже он никогда не видел.
Пробный штурм западной части
Бойцы Жениной группы притащили много автоматов калибра 7-62 миллиметра. Это были громоздкие, сильно тюнингованные автоматы Калашникова с огромной убойной силой. Они пробивали рельсу в ее тонкой части. Вместе с ними они принесли портативную голландскую установку для разминирования в специальном рюкзаке с красивыми кожаными лямками. И старинный югославский ППД — пистолет-пулемет Дегтярева. Я с интересом рассматривал все, что приносили мне бойцы, и отправлял дальше в штаб.
— «Констебль» — «Айболиту»? Мы тут нашли склад с «калашами» интересными. Какие-то переделанные. От наших бывших союзников по блоку СЭВ: чешские или югославские.
Я их тебе отправил.
— Вооружили на свою голову пол-Европы, а они теперь ими против нас воюют. «Русский мир» им не нравится, а то, что русский мир производит, вполне используют, — стал ворчать я. — Что там еще есть?
— Да много что. Я один автомат себе оставил. Это просто мое оружие.
Женя был большой и с легкостью мог таскать эти боевые машины. Для меня он был тяжеловат, особенно в полном обвесе. В Чечне я спокойно справлялся и с ПКМ, и с АКМСЛ калибра 7,62, но сейчас я был стар для тех подвигов, которые я совершал двадцать один год назад.
— Он тебе пригодится в скором времени. Приходи через часик ко мне на стелу. Поговорим про планы на будущее.
Основным нашим вооружением были неубиваемые автоматы Калашникова: АК-74 и новые АК-12, как у ВДВ. Все, что было сделано до 1991 года, было простым и надежным. Украинская сторона, в основном, тоже использовала наши «калаши», но попадались и американские штурмовые винтовки. Американское вооружение было эстетически красивее, но по надежности и практичности наш автомат является бесспорным лидером во всем мире. Наши гранаты, в отличие от их пластмассовых и красивых, как елочные игрушки, тоже были эффективнее. А их пулеметы — американский М-240 и немецкий MG-42 в современном исполнении — доставляли нам много хлопот и показывали прекрасную эффективность в обороне. Это были очень хорошие машины, сделанные с душой и на совесть.
У противника оставалось еще три укрепа, которые были зажаты между нами и оврагом, проходившим вдоль асфальтированной дороги из Клещеевки в Бахмут. Сама Клещеевка была юго-западнее от нас и была отрезана железнодорожной насыпью, которая ее огибала. Забрав ближайший к лесу укреп, мы таким образом перерезали последнюю дорогу, которая вела к двум остальным опорникам, и организовывали тактическое окружение этого участка. Женя пришел на совещание вместе с «Зефом», которого я не видел с его ранения. Он очень изменился и выглядел, не как урка при понятиях, а как бывалый ветеран и воин. Он был сдержан в эмоциях и крепко пожал мне руку. Помимо «Зефа» стали возвращаться и другие раненые, которые стали составлять костяк нашего подразделения. Вернулся «Вьюга», которого я поставил командиром группы. «Гришан», который был офицером спецназа. И молчун ВДВшник «Самолет». Они возглавили еще две группы, которые подчинялись Жене. Возвращающиеся ребята и новички из пополнения видели наши успехи, видели, что подразделение продолжает продавливать оборону противника, и сразу включались в работу. Появился корпоративный дух принадлежности к чему-то большему, чем ты сам. Мы ощущали себя частью «Трешки» — третьего взвода седьмого штурмового отряда ЧВК «Вагнер», который бился
