Шрифт:
Закладка:
— Как вы так быстро все перевезли? — удивился я, когда встретил Серегу.
— А чего тут возить? — пожал он плечами. — Мы собрались, и в один день все сделали. Пацаны натаскали кроватей, не кроватей… «Горбунку» его банда сооружала спальное место. Тебе твои бойцы. А мы себе сами. Медикам все сделали. И где жить, и где бойцов перематывать. Генераторы установили. Запас горючего сделали. Мне собраться — только подпоясаться. Все свое у меня с собой. Шмотки какие-никакие. Рация с антенной и проводами, — стал рассказывать мне «Бас». — Все самое важное, что у меня было, я сразу прихватил и переехал.
Он показал мне место, где у нас теперь стояла рация.
— Пацаны протянули провод. Подняли антенну и вышли на связь с командиром. «Балалайка» работает. Живи не хочу.
— Оперативно.
— Так на «тырчик» побросали все остальные вещи и боекомплект и перевезли потихоньку. А до этого целый день все пацаны «Кодекса» тут расчищали. И вроде работа такая, как у дворника, но, когда по тебе кидают ВОГи и мины летают, тут ощущения другие, — заулыбался «Бас». — А то они там привыкли в тылу, на «Шкере», а тут хоть чуть-чуть понимать будут, как мои целыми днями живут. Ссут, конечно, ужасно. А что делать?
— Так я смотрю, вы уже и медиков перетащили?
— Так тут удобно. За бывшим «Аидом» повернул и сюда прямо на машине подскакиваешь и все.
Я видел, что Серега доволен новым местом чрезвычайно.
— Я хотел сначала с торца «ТМкой» пробить вход отдельный, но пацаны сказали, что им и так нормально выносить раненых, и мы от этой идеи отказались. Мне-то что? Привязал ее к углу, и нет угла. А медиков тоже за раз перевезли. Добра у них много накопилось. И наше, и трофейное. Но все влезло. А сами они пешочком прогулялись. Подобосрались, конечно, некоторые, которые, может, первый раз за два месяца так далеко пошли, но тут без вариантов.
«Бас» сморщился от презрения, как от зубной боли и продолжил:
— Есть тут у меня один… Просто патологический трус! Я уже не знаю, что с ним делать. Ему тут пару недель осталось. Я уже думаю, не буду его трогать. Пусть досидит в подвале и все. Толку от него, конечно, никакого.
— А что он в подвале делать будет?
— Дрова пилить будет. За огнем смотреть. Домохозяйкой будет.
— На Молькино так с поступали «пятисотыми».
— Загнать его элементарно, конечно. Он пойдет — куда денется? Так его зажмурят там. Пусть живет уже осел этот неисправимый.
— Может, наоборот, поверит в себя? Если его отправить на передок.
— Да, было пару моментов. Некого было послать. Ходил, конечно, но он после чуть в штаны себе не ссыт. Тут, понимаешь, физиология. Не дано человеку храбрости. Природа такая. Там раз нужно было идти… А он услышал, что БТР работает. Упал и ноет. Пришлось леща ему дать, чтобы в себя пришел.
— Ладно. Главное, что таких немного.
В первом подвале на заводе был глиняный пол, и убирать там было бесполезно. Пыль въедалась во все и скрипела на зубах постоянно. В этом же подвале был бетонный пол, и поэтому было намного комфортнее, чем на первом «Аиде». Ребята из групп эвакуации стали ходить и пробивать новые маршруты, чтобы им было удобнее и безопаснее ходить на позиции. «Бас» выстроил свою внутреннюю систему логистики из «точек сброса»: они нашли и определили несколько промежуточных мест, где у них находились стратегические запасы, которые пополнялись в спокойное время. На этих точках постоянно лежал груз, состоящий из боекомплекта и воды с едой. Это облегчало работу и ускоряло время доставки необходимого на передок. Из точек сброса создалась логистическая цепочка: от пятиэтажки и до самой последней позиции.
В первую очередь они занимались ранеными, и только после этого всем остальным. Особенно Серегу доставали своим нытьем пенсионеры с «Пивбара»: «А когда нам то? А когда нам се?». На что получали двоечку в голову: «Пока последнего человека не эвакуируем — хер вы что увидите!».
«Танчик», а не «пятисотый»
«Танчик», который тогда забаррикадировался в блиндаже и стал «пятисотым», все носил и носил экипировку и боеприпасы со всех новых позиций, которые мы брали. Особенно много он притащил всего из рва, который шел от заправки на запад. За эти первые недели января в этом рву проходили интенсивные бои, и после того, как наши и украинцы умирали и оставались лежать в нем, сверху их перемалывало и перепахивало минами. За месяц он накопал там около тридцати человек противника и огромное количество трофеев. «Танчик» с археологическим терпением откапывал нашу и украинскую амуницию и вытаскивал все, что могло работать на подвал к «Басу».
— Привет, командир, — всякий раз здоровался он, пробегая мимо меня.
— Привет, — радостно я здоровался с ним. — Как сам?
— Да как бы не плохо… — отвечал он, смотря на меня с надеждой и добавлял: — Но хотелось бы уже вернутся в строй.
— Давай с командиром поговорю и решим. Ты, я вижу, исправился давно, да и «Бас» тебя хвалит всякий раз. Кто же нам таскать трофеи будет, если тебя отпустить?
— Да мало ли тут «косячников»…
Я переговорил насчет него с командиром и «Птицей», и его вернули в статус полноценного бойца. Было приятно видеть его, когда он с группой эвакуации передвигался по позициям.
Не прошло и трех дней, и я услышал, как «Древний» вышел на «Баса»:
— «Танчик» «триста»! Тяжелый. Эвакуируем его.
— Выживет? — спросил Серега, который заботился о нем все это время.
— Медики говорят, что есть вариант.
— Андрей, — вышел я на связь. — Срочно его вывозите!
За то время, что он героически и безропотно делал свое дело, не боясь ни обстрелов, ни пуль, у меня появилась к нему огромная симпатия. Я не хотел, чтобы он погиб. Он стал для меня символом мужества простого русского солдата, который неприхотливо и с достоинством выносит все тяготы этой войны. Вечером, когда я пришел на «Аид», я стал разузнавать у «Баса» подробности ранения «Танчика», и он мне со всей