более широкую аудиторию именно потому, что важные общественные группы были готовы поддерживать стремление к научным исследованиям в практических целях. В начале XVIII в. в Англии натурфилософы впервые нашли источник поддержки у землевладельцев, позже к ним присоединились торговцы, промышленники и городской средний класс. Так спрос нашел предложение на рынке.

Что касается «французской» модели, то «растущий консенсус», как считал Кен Олдер, объяснялся тем, что в XVIII в. во Франции производство «было более инновационным и динамичным, чем ранее признавалось», но не таким, как в Британии. Во Франции не было промышленной революции, индустриализация шла медленнее и более сложным путем, при этом появление относительно небольшого числа крупномасштабных производств сочеталось с сохранением обширного жизнеспособного ремесленного сектора[1886]. Как и в Британии, технологический прогресс, который в определенной мере обусловил промышленное развитие, был отчасти связан с ростом новой, «просвещенной» науки, но этому способствовал не рынок, как по другую сторону Ла-Манша. В отличие от Британии экономические, технологические и научные изменения во Франции были гораздо более зависимыми от стимулов и ограничений, вытекающих из нормативной базы, созданной и поддерживаемой центральным государством. Однако центральное государство отнюдь не было монолитным. Оно проводило значительно менее последовательную, согласованную и строгую политику, чем думают историки. Результат зависел от сложного процесса конфликтов, переговоров и договоренностей между группами интересов – военными инженерами, инспекторами предприятий, Academiciens, предпринимателями, ремесленниками и т. д. – каждая из которых стремилась завоевать или сохранить определенное влияние на деятельность органов центрального государства[1887].

Происходившие в XVIII в. в Нидерландах изменения в технологиях, связанных с водой, в целом не соответствуют ни «британской», ни «французской» модели взаимосвязи между технологией, наукой и экономическим развитием. Отмечено лишь несколько случаев, сходных с этими моделями. В области паровых технологий мы нашли «проектировщика» Уильяма Блейки, который в обычной коммерческой манере своей страны попытался «продать» свои знания о паровых двигателях потенциальным клиентам в Голландии. Или же Хогендейк, ван Линдер и их соотечественники из Bataafsch Genootschap, которые попробовали на практике использовать спрос на потенциальную поставку паровых двигателей фирмы Boulton & Watt. Но в противовес этим примерам «британского стиля» мы обнаружили пример из практики голландской Ост-Индской компании, которая к 1750 г. разработала сложную систему надзора, отбора и экспертных заключений в области навигационных технологий, которая легко могла удовлетворить самым высоким стандартам во Франции. Тем не менее в Голландской республике XVIII в. большая часть нововведений в гидравлических и морских технологиях не соответствовала ни одной из этих траекторий развития, но следовала по «среднему» пути.

В Голландской республике основной определяющей силой разработки технологий, связанных с водой, был не рынок и не деятельность органов центральной власти, а некая совокупность государственных и полугосударственных учреждений на провинциальном, региональном и местном уровнях. В Нидерландах XVIII в. изменения в «водных» технологиях, как правило, не были результатом взаимодействия частных продавцов и покупателей «полезных» знаний или целенаправленного вмешательства центральных государственных органов, чтобы поощрить инновации. Они были результатом инициатив и решений различных институтов «среднего уровня» государственного или полугосударственного характера. К этим государственным институтам среднего уровня относились, в частности, местные и региональные органы управления водными ресурсами, правительства провинций, официальные научные общества, университеты и другие высшие учебные заведения. Адмиралтейства и палаты Ост-Индской компании тоже можно считать элементами этой совокупности. Адмиралтейства были агентствами Генеральных штатов и, таким образом, формально, их можно назвать государственными организациями, однако действовали они децентрализовано. Это означало, например, что правила, касающиеся кораблестроения или обучения и отбора офицеров, необязательно согласовывались между советами адмиралтейства. К востоку от мыса Доброй Надежды Ост-Индская компания действовала как суверенная власть с делегированными полномочиями Генеральных штатов, но ее нельзя назвать органом центральной власти.

Фактические изменения в технологиях были следствием инициатив и решений, которые принимали либо отдельные институты среднего уровня, либо, что случалось чаще, совместно несколько таких институтов. В последнем случае результат определялся не рыночными силами или принудительными мерами высших инстанций, а последовательным процессом обсуждения, консультаций и переговоров. Несмотря на то что деньги были важной составляющей этого процесса, они не имели решающего веса. Например, стоимость ремонта и реконструкции дамб в Западной Фрисландии и в районе между Дименом и Мейдербергом в 1732 – 1743 гг., которая, согласно расчетам Баара, составила почти 8 200 000 гульденов, более чем на 60 % была оплачена за счет Штатов Голландии. Остальную часть оплатили за счет взносов и займов, подписанных региональными органами по управлению водными ресурсами, которые отвечали за восстановление дамб[1888]. Тем не менее в каждом конкретном случае власти провинций лишь ограниченно влияли на выбор технического решения. Обратной стороной расплывчатого процесса обсуждения, консультаций и переговоров между учреждениями среднего звена было то, что в случае слишком большого расхождения интересов участвующих сторон, особенно если ни одна из сторон не обладала явным преимуществом (в финансовом отношении или иначе), результатом мог быть полный тупик. Именно это и произошло в 1730-х гг. при попытке принять план переустройства на реке Мерведе между Горинхемом и Дордрехтом. Различия в интересах голландских городов, участвовавших в решении проблемы (Горинхем, Дордрехт, Роттердам, Шейдам, Делфт и Брилл), оказались слишком серьезными, чтобы достичь изобретательного, кропотливо выработанного компромисса[1889]. Как следствие, разработка технологических средств и устройств для решения проблемы в этом конкретном случае надолго затормозилась.

Почему в XVIII в. Нидерланды не следовали ни английской, ни французской модели взаимодействия между технологиями, наукой и экономическим развитием? На «французскую» часть вопроса ответить легче. Поскольку центральные государственные органы в Соединенных провинциях были в целом более слаборазвиты, чем во Франции, то голландским властям, как правило, было нецелесообразно проводить в этой сфере аналогичную политику стимулирования и ограничений, какую проводило французское правительство. Было не так уж много отраслей деятельности, в которых центральные государственные органы Голландской республики обладали бы такими возможностями, как у французского государства. К таким отраслям можно отнести строительство военных кораблей, навигационные технологии, производство оружия и чеканку монеты, и в них голландское центральное правительство продемонстрировало относительно высокую степень вмешательства. Более сложная часть вопроса – почему Нидерланды не последовали английской модели?

Дело в том, что ключевые механизмы, лежавшие в основе функционирования рынка для новых «полезных» знаний в Британии, в Соединенных провинциях до последних десятилетий XVIII в. отсутствовали. Рыночная модель не функционировала. В Нидерландах и в Британии контекст развития «публичной науки» сильнейшим образом различался как со стороны предложения, так и со стороны спроса.

Обратимся сначала к предложению. В Голландской республике попытки «узаконить» науку предпринимались задолго до середины XVIII в., а переход от преимущественно «религиозной» защиты к более утилитарной начался только после 1750 г. Долгое время существование науки оправдывалось исключительно на основании аргумента, что исследования природы доказывают существование и всемогущество