Пора разобраться – почему в разных областях существовали столь разные способы создания знаний? Почему в промышленном секторе формальное обучение после 1700 г. развивалось так, что нельзя было сохранить высокие темпы внедрения инноваций предыдущего периода? А в области морских и гидравлических технологий взаимодействие между «пропозициональным» и «прескриптивным» знанием становилось более тесным, и формальное обучение развивалось на основе широкого распространения процедуры оценки знаний, испытаний и обратной связи? Как объяснить эти тенденции?

Решение этой проблемы невозможно найти без пропозициональных знаний, которые могли бы служить эпистемологической базой для разработки новых методов. В Голландской республике XVIII в. эпистемологическая база для создания новых продуктов и процессов в промышленности расширялась. Наглядный пример – химическая наука. «Полезные» знания, применявшиеся в химической промышленности Британии и других европейских стран, частично были основаны на совокупности химических знаний, накопленных в Нидерландах до 1750 г. С 1702 г. в Лейденском университете на медицинском факультете преподавал Герман Бургаве, сначала как частный лектор, а с 1718 г. – в должности полного профессора химии, курс химии которого высоко оценили учащиеся из-за рубежа. То, что он начал читать лекции, было, вероятно, прямым ответом на просьбу группы иностранных (предположительно британских) студентов, и аудитория, посещавшая его курс химии, возможно, в основном состояла из иностранцев[1859]. Именно благодаря студентам с Британских островов лекции Бургаве по химии появились в печатном виде. В 1727 г. вышел пиратский перевод на английский язык сборника лекций Бургаве, который он читал на латыни (опубликован в 1724 г.). Перевод был частично основан на записях британских студентов, что вызвало сильно раздражение у auctor intellectualis[1860], после чего он, наконец, решил выпустить свой учебник. Elementa chemia был опубликован в 1732 г. и стал чрезвычайно популярным. В 1735 г. его перевели на английский язык, а несколько лет спустя опубликовали на французском и немецком языках. В Англии к 1750 г. он уже стал чем-то вроде «классики». Известно, что один из передовых промышленных химиков Англии середины XVIII в. Томас Генри сказал, что Elementa Бургаве была единственной книгой, которую ему постоянно рекомендовали учителя, когда он был учеником аптекаря[1861]. Идеи, заимствованные из учения о химии Бургаве, были использованы шотландскими инженерами Джоном Ребуком и Джеймсом Уаттом в производстве серной кислоты и при усовершенствовании парового двигателя[1862]. Как мы видели, в Нидерландах не хватало пропозициональных знаний об энергии пара. Профессора из университетов Лейдена и Утрехта от С’Гравесанде до Дамена и Российна были хорошо осведомлены о работе пара и очень заинтересованы в его применении. То, что этот интерес был в основном сосредоточен на применении энергии пара для решения проблем дренажа, не отменяет того факта, что пропозициональная база, как совершенно очевидно, имела место. Несмотря на утверждения Джоэла Мокира[1863], в XVIII в. в Голландской республике эпистемологическая база для развития техники в омега-области стала более широкой. В этом отношении Нидерланды не отличались от Британии.

Другое объяснение уменьшения числа инноваций во многих видах деятельности предположительно связано с типичной характеристикой технологического развития Нидерландов. Ян де Фрис утверждал, что технологические успехи Соединенных провинций не могут продолжаться, потому что источники энергии, на которых они основаны (торф и ветер), достигли своего верхнего предела быстрее, чем, скажем, уголь, к тому же сосредоточенная вокруг каналов транспортная система «испытывает трудности в связи с суровыми географическими ограничениями». «Технологические усовершенствования в голландской промышленности, – утверждал он, – правильно воспринимать как предел усовершенствований многовековой технологической традиции, а не как ступеньку технологии индустриальной революции»[1864]. Подобный аргумент, хотя и с другим акцентом, был выдвинут Э.Э. Ригли, по мнению которого в Голландской республике невозможен долгосрочный устойчивый рост, потому что главный (по его мнению) источник энергии, а именно торф, будет исчерпан в течение относительно короткого времени, к тому же максимальные температуры горения торфа относительно низки[1865]. И, напротив, промышленное поступательное развитие Британии стало возможным благодаря более интенсивному использованию того, что Ригли называет минеральным источником энергии, а именно – угля, который сделало экономику менее зависимой от продуктивности земли (по крайней мере, ее поверхности), а большой объем запасов которого обеспечил более устойчивый рост производства, чем при использовании торфа. Это тем более верно, что при сжигании угля выделяется намного больше тепла, чем при сжигании торфа, и тепловую энергию угля можно эффективно превращать в механическую энергию с помощью недавно изобретенного парового двигателя. Именно Британия, а не Голландская республика, первой перешла к «энергетической экономике на основе минеральных ресурсов»[1866].

Аргументы, подчеркивающие ограничения, связанные с источниками энергии и инфраструктурой, присущи конкретному технологическому пути развития Нидерландов, и, по моему мнению, не очень убедительны. Замедление технологического прогресса в Голландской республике началось задолго до того, как возможности «технологической традиции» были полностью исчерпаны. Например, эффективность ветряных мельниц как доказывает история XIX и XX столетий, еще можно было значительно увеличить[1867]. К тому же Голландская республика сама находилась на пути к «энергетической экономике на основе минеральных ресурсов», хотя и не в той степени, что Британия. По оценкам ван Зандена, в 1608 г. доля торфа в потреблении энергии в провинции Голландия составила примерно 90 % против 2 % угля и 8 % древесины (без учета лошадиной силы, энергии воды и ветра), однако в 1802 – 1809 гг. в Нидерландах доля торфа уже составляла лишь 53 % против 17 % угля и 30 % древесины (без учета других источников энергии)[1868]. Как мы видели в главе 3, Голландия в XVII и XVIII вв. в пивоварении, винокурении, сахароварении, мыловарении и производстве стекла в значительной степени перешли на использование угля вместо торфа. Правда, голландские отрасли промышленности были обременены более высокими издержками, чем британские, поскольку весь уголь импортировался (из Британии, Льежа и Германии), кроме того, их обременяли обязательства как внутри страны, так и за рубежом[1869]. Однако нет оснований полагать, что такие затраты неизбежно являются непреодолимым препятствием на пути дальнейшего технологического развития и экономического роста. На самом деле в Голландии разрыв между ценами на торф и уголь постепенно сокращался[1870]. Кроме того, дополнительные издержки из-за высоких цен на исходные ресурсы компенсировались дополнительным повышением производительности за счет технологических инноваций[1871]. Это возвращает нас к важному моменту: замедление внедрения инноваций в большинстве отраслей голландской экономики, не связанных с водой.

Все это не означает, что в Нидерландах XVIII в. не имела значения зависимость от пути развития. На самом деле она была мощным фактором, объясняющим наличие разных тенденций в создании знаний – замедление инноваций во многих отраслях голландской экономики, с одной стороны, и внедрение инноваций в морских и гидравлических технологиях – с другой,