– Который, пользуясь дружбой с Брежневым, и здание в Костянском забрал себе, хотя много было желающих после Олимпиады, когда оттуда съехал Олимпийский комитет.

– И это тоже говорит об отношении к газете.

– Серьезное здание!

– Да, это был доходный дом начала XX века, меблированные комнаты – бордель, короче говоря. Кстати, сам район в те годы в просторечье именовали «Драчевка». Большой дом, старый, требовавший серьезной реконструкции… А это нам не по карману.

– И вы оттуда съехали…

– Да! Редакция переехала в Хохловский переулок, это возле «Исторички». У нас теперь особнячок XVIII века, четырехуровневый. Заходите!

– Я слышал, что, придя в редакцию, ты там провел целую революцию.

– Еще четыре года назад у нас были жуткие долги, но теперь мы вышли на самоокупаемость. Во-первых, мы увеличили тираж за это время в четыре раза. Все культурологические издания теряли тираж, а мы наращивали. Во-вторых, помогли подняться и коммерческие профильные приложения: «Лад», «Многоязыкая лира России», «Детское чтение», «Евразийская муза» (это страны СНГ), «Московский вестник», «Невский проспект» (питерское приложение), «Научная среда», «Литературный резерв» – это молодые писатели. А чистую рекламу мы почти не печатаем. Не наш формат.

Власть не права?

– Самая громкая акция «ЛГ» под твоим командованием – это, наверно, борьба за то, чтоб на разные книжные тусовки посылали не только либералов, и ваша победа.

– Да, газета четыре года била в бубен некоторым чиновникам, чтоб на ярмарки посылали разных писателей. Мы писали про книжные ярмарки во Франкфурте, в Варшаве, Париже… Говорили – нельзя, чтоб нашу литературу за границей представляли исключительно Пригов, Сорокин, Ерофеев, Маканин, Битов, Кабаков и другие прогрессисты… (Сейчас, правда, у Кабакова изменились взгляды, он как-то и по писательской манере, и по взглядам к центру сползает, это естественно для умного талантливого человека.) Мы говорили о том, что почвенников тоже надо возить. Нам отвечали, что это не наше дело, собаки лаяли, а караван шел. Мы писали – нехорошо, когда на казенные деньги приезжают писатели либерально-модернистского пула и с трапа самолета начинают поносить Россию и ее руководство, обзывают свою страну полицейским государством и прочее в таком духе. Мы не против, чтоб они ругали, – но тогда пусть едут за свой счет, а не за государственный. Мы предупреждали, что кончится это все скандалом! Так и вышло. На Парижской ярмарке некоторые деятели из официальной писательской делегации демонстративно отказались идти на прием к Путину и дали по этому поводу развязные интервью. И тогда наверху спохватились – вы что, обалдели, за наши деньги нас же и поливаете?

– А кто там не пошел к Путину?

– Не помню по именам. Но после этого почвенников тоже стали брать… Они-то уж точно на прием к президенту пойдут, хотя могут там сильно напиться…

– Ладно, не будем их сдавать. Еще ты в своей газете долго корил Путина за то, что тот в своих посланиях не упоминает про культуру – и вот наконец в своем президентском послании он начал говорить про культуру и говорил о ней довольно долго. О как!

– Да, у меня даже статья была «Зачем вы, мастера культуры?» Я там писал: «Вы будете смеяться, но в послании президента уже в седьмой раз нет ни слова о культуре». А в восьмой раз таки оказалось про культуру очень много! Кстати, кампанию против учебников истории, прививающих нелюбовь к родине, тоже начала «ЛГ».

Писательские разборки

– «ЛГ» по определению должна заниматься литературным процессом. А он такой, что русские писатели делятся на враждебные группировки и мочат друг друга, топят и обличают, смешат почтенную публику. Многие занимаются этим, – наверно, из-за адреналина? А по-другому, мирно, – никак нельзя у нас?

– Тут вот в чем проблема. Группировки в литературе были всегда, это необходимое условие любого нормального культурного процесса. Если нет группировок, то нет и поляризации эстетических, мировоззренческих концепций, нет этой разности потенциалов, которая прошибает молнией художественного открытия… В чем специфика сегодняшней ситуации, чем она принципиально и печально отличается от того, что было даже в сталинские времена, когда все равно велась полемика между западниками и славянофилами? Сегодня борьбы нет – есть угрюмое противостояние…

Но серьезно писатели страдали чаще всего тогда, когда пытались свою литературную борьбу привязать к политической борьбе в высших эшелонах власти или оказывались в нее случайно вовлечены. Как, например, Бабель, крутивший роман с женой Ежова. Тогда им обламывалось по полной программе… Вот еще пример: отличный писатель Борис Пильняк. Он сочинил по мотивам троцкистского мифа о смерти Фрунзе (во всем виноват Сталин) «Повесть непогашенной луны». Кстати, из последних исследований видно – Сталин к этой смерти никакого отношения не имел. Ему вообще это было невыгодно. Ведь он сам поставил Фрунзе командовать Красной Армией, чтоб тот вычистил именно троцкистские кадры, нацеленные на мировую революцию. (Мы не обсуждаем, хорошо это или плохо, просто ту ситуацию надо рассматривать в парадигме двух политических группировок, одна из которых была за мировую революцию, а другая – за восстановление Российской империи, пусть даже в новом идеологическом формате.)

Приводят еще пример жуткой писательской драмы замечательного Варлама Шаламова. Но ведь его же не за литературу посадили! Сейчас все опубликовано, даже не надо в архив лезть! Кино про Шаламова недавно сняли – вранье… А правда в том, что молодой парень, талантливый, пишущий, попал в троцкистскую группу и активно в ней работал. И вот в 1926-м или 1927-м его в первый раз замели. Я читал протокол его допроса.

«– Почему вы встали на путь борьбы с советской властью?

– А потому что у меня к ней есть претензии. Почему она свернула мировую революцию? Почему перестали сажать священников?»

Притом что сам Шаламов – сын священнослужителя… Говоря по-современному, парень подсел на экстремизм.

– Сначала подсел на экстремизм, а потом подсел за экстремизм.

– Его посадили. Но срок Шаламову дали небольшой. Потом его досрочно освободили. После спохватились, что освободили неправильно, бардак же был в стране. Объявили во всесоюзный розыск. При этом Шаламов спокойненько работал в Москве, в центральных изданиях, завотделом литературы всесоюзного журнала – даже судился с этим журналом, который ему денег задолжал. Вообще человек вел активную литературную и общественную жизнь! Его никто бы не нашел, если бы он в один прекрасный момент не встретился с той же самой троцкистской группой, в которой состоял до посадки, и не занялся тем же. Ему дали новый срок. Ну где тут литература? Чистая политика. Я, кстати, застал Шаламова живым. Он любил пообщаться с молодежью, но никогда не рассказывал о причинах своей трагедии…

– Троцкисты – это были такие первые глобалисты.

– Да. Они, между прочим, едва не победили! Если бы