Работал в газете «Московский литератор», в журналах «Смена», издавал альманах «Реалист». С 2001 года – главный редактор «Литературной газеты».

Кроме упомянутых самые известные книги Полякова: «Апофегей», «Демгородок», «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…», «Возвращение блудного мужа», «Грибной царь».

Общий тираж книг Полякова давно перевалил за пять миллионов.

Почти все его сочинения экранизированы, многие переведены на иностранные языки.

Пьесы Ю. Полякова «Левая грудь Афродиты», «Хомо эректус», «Женщины без границ» и другие идут в России, СНГ и дальнем зарубежье в десятках театров.

Кандидат филологических наук. Член Совета при Президенте РФ по культуре и искусству.

Женат, есть дочь, внуки.

Захар Прилепин: «Нацболы прокляты властью, народом и зоной»

Прилепин, как говорят в таких случаях, ворвался в литературу. Деревенский парень, выпускник провинциального филфака, нацбол, он в составе ОМОНа воевал в Чечне, родил трех детей и стал писать книги – настоящую крепкую прозу. У него есть, как вы видите, биография – а это для писателя самое дорогое.

Я встретился с Прилепиным сразу после вручения ему премии «Ясная Поляна». За книгу «Санькя». Вручал лично директор музея граф Владимир Толстой. Один из критериев выдвижения книги на премию – а понравилась бы она Льву Николаевичу? Вроде, значит, должна была…

Дипломат, писатель, мент

– Захар! Что-то ты изменился. Был худой такой, на волка похож. А теперь как-то покруглел, мирный стал…

– Хороший зачин. Я только что вернулся из Польши, встречался там по линии ОБСЕ с послами Великобритании, Америки, Финляндии, прочих стран и, понятно, старался быть дипломатичным и толерантным.

– Это ты в качестве писателя Земли Русской встречался? Или как ветеран ОМОНа?

– В качестве представителя э-э-э… «Другой России».

– Ах да, я и забыл, ты ж оппозиционер…

– Но не дипломат. Сахаров из меня получается плохой, хотя я старался… Мне много чего не нравится в стране. Ну и что ж я буду об этом говорить с американским послом?

– Ну и чего ты им в итоге рассказывал? Какая была у тебя позиция?

– Я старался выстраивать нормальное человеческое общение. Для того чтобы, когда они – представители режима – будут сажать следующую партию моих знакомых товарищей и соратников, следующую партию пацанов…

– Партию в каком смысле?

– В смысле, порцию. Так вот. Когда начнут сажать, чтоб была какая-то возможность на них воздействовать. Когда в отделение милиции звонят послы семи стран и спрашивают: «А где у вас там и как сидит товарищ Петр Сидоров?», менты тут же обращаются к начальству. Это действует. И пока я выстраивал человеческое общение – чисто прагматически, волчье слетало немножко. А час назад я получал премию «Ясная Поляна» и там тоже много улыбался…

– Захар! Вот объясни мне, как так: ты учился на филфаке – и вдруг ты мент…

– Меня все время удивляет этот вопрос. Да нормально все! Мы же все читали учебник по литературе за десятый класс. Чем у нас занимались М. Ю. Лермонтов и Л. Н. Толстой? Они служили в русском спецназе. Будучи фактически филологами.

– Сначала ты, значит, учился, а потом…

– Все параллельно. Я вообще долго там учился, лет восемь. Меня выгоняли не раз…

– За пьянку и аморалку?

– Да нет. Просто уезжаю в командировку в Чечню – и меня нет год. Возвращаюсь – учусь дальше. На вечернем.

– Ты пошел в менты, как Иван Лапшин из кино? Очистим типа землю от сволочи и посадим на ней цветущий сад.

– Абсолютно. Так и было: «Твари, кто посмел?» У меня во взводе был такой Бизя, у него на разгрузке было написано: «До последнего чечена». С такими мыслями ехали на войну… Но потом в Чечне это прошло. Я понял, что чечены ни в чем не виноваты, они такие же несчастные люди. Все изменилось. Романтика – это не долгоиграющая вещь, она быстро кончается. Остается сухой остаток…

Спасибо дефолту

– А помнишь, ты на трассе тормозил кавказцев-дальнобойщиков и брал с них бабки?

– Что, я про это рассказывал?

– Ну не я же.

– Это было, да. Брал с них деньги.

– И нормально жил.

– Не, плохо жил.

– Я вспомнил анекдот. У нас, кстати, в журнале прочитал. Парень пришел из армии и в ментовку поступил работать. Через пару месяцев ему делают замечание: «Почему за зарплатой не приходишь?» Он удивился: «Как, тут еще и зарплата? А я думал, дали ствол и крутись как хочешь!»

Прилепин долго и заливисто смеется. После продолжает:

– Так все и было! Хорошая история… Значит, 1998-й, дефолт, Кириенко… Я к нему, кстати, сейчас хорошо отношусь. Он не похож на других, он такой energizer.

– Атомный energizer.

– Реально! А в дефолт он, вполне возможно, был фигурой подставной. Значит, в дефолт я работаю в ОМОНе. Зарплату я тоже не получал, потому что ее – 500 рэ она была – не платили. По полгода. А давали нам только пайковые – 300 рэ в месяц. А у меня в 1998-м как раз ребенок родился первый. У жены пропало молоко. Банка молочной смеси стоила 80. Я покупал четыре банки с пайковых, и сын их съедал за три дня. Денег нет, хоть вешайся иди. Ну я иду на трассу: «Привет, Кавказ!»

– Типа, что везем?

– Нет, я ничего больше не говорил, я же не гаишник, ничего не знаю. Торможу – и они ко всему готовы, сами все знают. Платят и едут дальше. Могли посадить запросто меня. [Если б поймали.] Хотя нет, просто выгнали бы из ментовки.

– По сколько ты брал?

– Не буду говорить, ты что.

– Все-таки признайся, ты в менты пошел, чтоб после описывать?

– Не, я вообще писать не собирался. Даже в голову не приходило!

– Тогда зачем филфак, тебе что, учителем хотелось стать?

– Не то чтобы хотелось, но я этого не исключал, мой отец в школе работал. Кузина моя, вся такая воздушная и литературная, пошла на филфак, и я с ней. Просто надо было куда-то идти… Мог бы и в медицину, это я после понял, в ОМОНе. Нас возили по моргам, показывали трупы – проверяли на восприимчивость. Меня это, оказалось, не трогает… Пацаны у нас на курсе все были чистые филологи, а я качался, занимался спортом, стрельбой – нормально себя чувствовал. Потом был академ, я в армии послужил, по специальной ельцинской программе, неполный срок – тогда была такая возможность. Мать тем временем почти обнищала… Сестра с ребенком… В начале девяностых все сразу стали нищими. И я пошел работать в ОМОН.

– То есть добровольцем в Чечню.

– Ну да, в 1996-м все было понятно: раз ОМОН – значит Чечня. Осмысленно все. Мне двадцать два тогда было…

– Немало