и уже на следующий день после прибытия в Бейру Роза и Себастьян стояли перед алтарем в городской церкви с тростниковой крышей, и Себастьян пытался вспомнить сохранившиеся в голове обрывки школьной латыни, чтобы понять, впрочем без особого успеха, во что он сейчас ввязывается.

Фата, принадлежавшая еще матери Розы, от долгого лежания в тропическом климате успела пожелтеть, но она очень пригодилась сейчас как защита от мух, которые в Бейре во время жаркого сезона летают тучами.

К концу долгого обряда венчания Флинн так сомлел от жары, выпитого за ланчем джина и потока эмоций, терзающих его чувствительное ирландское сердце, что принялся громко сопеть и шмыгать носом. Он то и дело вытирал глаза и нос изрядно-таки нечистым платком, а адъютант губернатора ласково похлопывал его по плечу и бормотал слова ободрения.

Вот наконец священник объявил их мужем и женой, и вся паства с жаром, хотя и не без некоторых сбоев, бросилась исполнять благодарственную молитву. Дрожащим от умиления и алкоголя голосом Флинн то и дело повторял: «Моя девочка, моя бедная девочка». Роза приподняла фату и повернулась к Себастьяну, который мгновенно забыл все свои опасения по поводу брачной церемонии и заключил жену в горячие объятия.

Адъютант увел продолжающего повторять «моя девочка» Флинна в гостиницу, где хозяйка уже успела накрыть свадебный стол. Из уважения к душевному состоянию Флинна пир начался на довольно мрачноватой ноте, но по мере того, как вступало в дело шампанское, которое накануне вечером мадам да Суза лично разливала по бутылкам, общее настроение изменилось к лучшему. Помимо прочих своих поступков, Флинн отличился тем, что преподнес Себастьяну свадебный подарок в сумме десяти фунтов стерлингов и опрокинул на голову адъютанта полный стакан пива.

Когда уже поздно вечером Роза с Себастьяном ускользнули в свой брачный номер, находящийся над самым баром, Флинн, поддерживаемый хором остальных гостей, мощным голосом распевал популярную песенку «They are Jolly Good Fellows», а мадам да Суза сидела у него на коленях, расплывшись по ним своими пышными телесами. Всякий раз, когда Флинн щипал ее за ягодицу, она оглушительно хохотала, трепеща всем телом, как медуза.

Уже позже, когда Роза с Себастьяном предавались утехам брачного ложа, в помещении бара, расположенном прямо под их номером, Флинн О’Флинн принялся палить из двустволки типа «слонобой» по стоящим на полках бутылкам, чем довольно изрядно обеспокоил новобрачных. Тем более что каждое попадание сопровождалось поистине громовыми аплодисментами гостей. Мадам да Суза, все еще колыхаясь всем телом от смеха, не утратила, однако, чувства долга, быстро села в заднем углу барного помещения и скрупулезно принялась вносить в специальную тетрадку записи типа: «Бутылка лондонского сухого джина Грандио – 14.50 эскудо; бутылка французского коньяка пять звездочек Грандио – 14.50 эскудо; бутылка шотландского виски Грандио – 30.00 эскудо; большая бутылка[33] французского шампанского Грандио – 75.90 эскудо». «Грандио» – фирменное название, означавшее, что напиток, содержащийся в каждой бутылке, произведен и разлит прямо на месте и под личным руководством мадам да Сузы.

Но как только новобрачные поняли, что шум внизу прекрасно перекрывает протестующий скрип их медной кровати, они перестали злиться на Флинна с его забавами.

Для всех, кто присутствовал на празднике, без единого исключения, ночь прошла весело, все получили огромное удовольствие – эту ночь они долго еще станут вспоминать с грустью и мечтательными улыбками.

32

Флинн продолжал швырять деньги направо и налево, но даже и при таких чудовищных тратах доли, которую он получил в результате налоговой экспедиции Себастьяна, хватило на целых две недели.

Все это время Роза и Себастьян проводили в недолгих прогулках рука об руку по улицам и базарам Бейры или сидели, опять же рука об руку, на берегу и любовались морем. Эта парочка излучала столько счастья, что всякий, кто оказывался от них на расстоянии пятидесяти футов, ощущал на себе его действие. Какой-нибудь спешащий навстречу по узенькой улочке озабоченный незнакомец с нахмуренным лбом, стоило ему только приблизиться к ним и попасть под эти мощные чары, сразу умерял шаг, ноги его будто сами собой двигались медленнее, морщины на лбу разглаживались, а когда он проходил мимо, на губах его играла мягкая улыбка. Но больше всего им нравилось сидеть, закрывшись в своем брачном номере над баром, – они исчезали за дверью его где-нибудь в самом начале дня и появлялись снова не раньше полудня следующего.

Ни Роза, ни Себастьян прежде и представить не могли, что на человека сразу может свалиться столько счастья.

По истечении двух недель Флинн сидел в баре и ждал, когда они наконец спустятся к ланчу. Как только парочка показались в дверях, он поспешил им навстречу.

– Привет! Привет! – Он обнял обоих за плечи. – Ну как у вас сегодня дела?

Потом без особого внимания стал слушать подробный ответ Себастьяна: молодой человек честно рассказал, как он себя чувствует сам, как себя чувствует Роза и как хорошо они оба выспались.

– Да-да… конечно! Конечно! – перебил поток его красноречия Флинн. – Послушай, Бэсси, мой мальчик, ты не забыл, я подарил тебе десять фунтов?

– Да, – сразу насторожился Себастьян.

– А ты можешь их мне вернуть? Пожалуйста.

– Я их уже потратил, Флинн.

– Что-о?! – взревел Флинн.

– Я их уже потратил.

– Боже милостивый! Промотал целых десять фунтов? Так быстро? Неужели все?

Флинн был искренне потрясен расточительством своего зятя.

Себастьян, который не менее искренне считал, что эти деньги принадлежат ему и он может делать с ними все, что захочет, почувствовал себя виноватым.

В тот же день они отправились обратно в Лалапанци. Мадам да Сузе Флинн оставил вексель на остаток долга по счету.

Во главе колонны несли Флинна. В кармане у него теперь не было ни гроша, голова с похмелья трещала, настроение было ни к черту. Шагающим за ним замызганным и усталым носильщикам, которые эти две недели тоже как сыр в масле катались, было так же несладко. Роза с Себастьяном двигались в самом конце этого унылого маленького каравана, и лишь они одни не переставали весело щебетать да ворковать друг с другом, представляя собой единственный солнечный островок в море мрака.

Настал дождливый сезон 1913 года, и месяцы в Лалапанци полетели быстро. Талия Розы увеличивалась, и живот ее постепенно стал центром внимания всех жителей Лалапанци. Так сказать, осью, вокруг которой вращалась жизнь этой маленькой общины. Жаркие споры в хижинах слуг – ими верховодила нянька с ее признанным авторитетом – почти всегда так или иначе касались его содержания. Всем очень хотелось, чтобы родился мальчик, хотя втайне нянька лелеяла предательскую