– Я должен вернуться в город с ответом, – сказал он, посмотрев на Цезаря.

– Ответом? В чем дело? – вмешалась Аврелия.

Цезарь поставил на стол кубок с вином. Бальб знал, с каким уважением Цезарь и все присутствовавшие относятся к пожилой матроне, и не удивился, что та позволила себе вмешаться.

– Катон создает дополнительные препятствия для избрания Цезаря консулом, – пояснил Бальб. – Я мало в этом разбираюсь, но, клянусь Юпитером, он обнаружил мелкое обстоятельство, которое помешает Цезарю выдвинуться.

– Разве вопрос о возрасте не решен? – удивилась Аврелия.

– Тут дело в другом, – продолжил Бальб, поочередно глядя то на нее, то на Цезаря. – Катон не оспаривает это разрешение, оно одобрено Сенатом, и он не может возражать. Но по обычаю, то есть по римскому закону, кандидат в консулы должен явиться лично, чтобы объявить о своем выдвижении.

– Это правда, – сказал наконец Цезарь. – Так оно и есть.

– Насколько мне известно, обычно это происходит на Форуме, – продолжил Бальб.

– Верно.

Цезарь уже догадывался, что задумали его враги, и тоже встревожился.

– Но тот, кто собирается праздновать триумф, – продолжил Бальб, – не может явиться в Рим до начала торжеств.

Цезарь молчал.

– Это обычное дело, – вставил Лабиен. – Но выдвижение кандидатуры можно отложить на несколько дней… а еще Цезарь может сделать это заочно… нет?

Он взглянул на друга, который угрюмо смотрел в никуда. Затем тот вдруг как будто ожил и, не ответив Лабиену, устремил взгляд на Бальба.

– Ты сказал, что должен вернуться в Рим с ответом? – спросил он. – Что это за ответ? Кому и на какой вопрос ты должен ответить?

– Катону, – отозвался испанец. – Именно он уперся и не желает сдвигать день представления заявок, который предшествует дню твоего триумфа и, следовательно, не дает тебе лично заявить о своем выдвижении. Катон желает знать, явишься ли ты на Форум, как положено кандидату в римские консулы, или не пожелаешь пересечь померий, сохранив за собой право отпраздновать триумф.

Цезарь присел на краешек ложа и в задумчивости закрыл лицо руками.

– А мое предложение? – настаивал Лабиен.

Цезарь опустил руки, оперся на край ложа и покачал головой.

– Нет, не выйдет, – сказал он. – Отсрочка выдвижения кандидатуры, заочное выдвижение и заявление, сделанное за пределами померия, повлекут за собой новые прения в Сенате. Даже если я соберу достаточно сторонников, Катон прибегнет к обычным проволочкам: возьмет слово, когда очередь дойдет до него, и будет говорить до темноты, мешая принять решение. У нас мало времени, чтобы обойти препоны, чинимые им в Сенате. Вот почему он не стал возражать против моего участия в выборах, невзирая на возраст: он все продумал, заранее зная, как помешать мне выдвинуться в консулы или вынудить отказаться от законного триумфа.

– Но это значит… что ты не сможешь избираться в консулы, несмотря на все, что мы сделали? – воскликнул Лабиен.

Цезарь медленно поднялся.

– Это значит, что я должен решить, праздновать триумф на улицах Рима или отказаться от него, чтобы идти на консульские выборы, – провозгласил он, ко всеобщему удивлению.

– Никто никогда не отказывался от триумфа, – заявил Лабиен от имени всех собравшихся.

Препятствие, которое Катон поставил перед Цезарем, было не просто вопросом выбора: никто не отказывался от триумфа, чтобы объявить об участии в выборах, даже если дело касалось консульства. Триумф – величайшая честь, какой удостаивался римлянин.

– Ты можешь избираться в консулы в будущем году, – предложил Лабиен.

– И снова понадобится исключение из-за моего возраста. Думаешь, Помпей меня поддержит, не получив ничего для себя? Вдобавок он убедится, что я при первых же трудностях пошел на попятную, а значит, не смогу помочь ему с земельным законом.

– Но это не просто трудность, – возразил Лабиен. – Катон угрожает твоему будущему, он поставил под вопрос твой триумф на улицах Рима, который сделал бы тебя еще более знаменитым и влиятельным. Ты не можешь отказаться от триумфа ради победы на выборах – ты, конечно, пользуешься несомненной народной поддержкой, но до выборов еще далеко. Неужели ты думаешь, что, отказавшись от триумфа, ты не столкнешься с другими препятствиями? Они готовы на все, Гай. Теперь это очевидно. Ты добился разрешения, но они не позволят тебе участвовать в консульских выборах… ни за что и никогда. Зато триумф у тебя в руках. С этим они уже ничего не смогут поделать. Ты его заслужил. Не доставляй им удовольствия наблюдать, как ты отказываешься от триумфа ради выборов, которые вряд ли будут честными. Это лишь начало бесконечных происков – они помешают тебе стать консулом любой ценой. Ты все удачно задумал, получил разрешение и заключил договор с Крассом и Помпеем, но оптиматы не позволят тебе добиться своего.

Не в силах стоять на месте, Цезарь принялся расхаживать по атриуму, как будто не замечая присутствующих.

– Знаю, знаю, мой друг… но иногда мне приходит на ум Аполлоний Родосский.

– Аполлоний Родосский? – повторил Лабиен, не понимая, при чем тут великий оратор.

– Он говорил, что зачастую главное в речи – непредсказуемость, – объяснил Цезарь. – Я пришел к выводу, Тит, что непредсказуемость помогает не только в речи, но и в жизни. Что есть жизнь, как не длинная речь, которую мы произносим изо дня в день? – Он остановился перед Бальбом. – Скажи Катону, что в назначенный для объявления кандидатур день он узнает, приду я или нет. Таково мое решение.

Римский Форум

Неделю спустя, день выдвижения кандидатур на должность консула

Форум был переполнен. Никогда еще прием заявлений не вызывал такого возбуждения.

И ни разу прежде на карту не ставилось празднование триумфа.

– Он не придет, – сказал Катон Цицерону и сенаторам, стоявшим рядом с ними на Форуме и наблюдавшим за развитием событий.

Метелл Целер, ненавидевший Помпея за развод со своей родственницей Муцией Терцией, чувствовал глубокое удовлетворение: как-никак он председательствовал на церемонии, на которой не допустят к консульству некоего Юлия Цезаря, поддерживаемого самим Помпеем. Целер был консулом, правившим во второй половине этого года, и поэтому руководил всем, что связано с одобрением или – как в этом случае, еще более любопытном, – отклонением кандидатур. Сейчас он наслаждался.

Луций Афраний, второй консул года, без особого шума защищал интересы Помпея. Как и почти все присутствующие, он был убежден, что Цезарь не явится и, следовательно, встреча на вилле Красса не приведет к исполнению желаний его покровителя: ветераны не получат земли, а договоры Помпея с восточными царями не узаконят. Все останется по-прежнему…

– Луций Лукцей, – объявил Целер, называя одного из кандидатов, который явился на Форум и официально объявил о намерении участвовать в консульских выборах.

Катон осторожно