отступил и нам ничего не грозит. По моему мнению, это была ошибочная точка зрения. Немцы также полагали, что русские «блефуют». «Германия призывает нас быть твёрдыми, но никакой помощи на случай конфликта не предлагает, – писал я одному участвующему в этом деле лицу. – Для нас проблема никеля не столь уж важна. Мы пошли на опасность конфликта только из-за Германии, так же как и сообщили о готовности на силовые действия против Англии из-за русских. Все великие державы одинаковы, равно эгоистичны, а мы, малые, где-то между ними. Мы, малые государства, единственные в этом мире “anstаndiga nationer”»5. Добавлю, что, «разумно размышляя, в нынешних условиях военного положения и соотношения сил в большой политике сколь-нибудь более жёсткой позиции со стороны Германии в отношении Советского Союза не следует ожидать».

Как было сказано, Москва не стала нас поддерживать в направлении третьей великой державы, заинтересованной в этом деле, Англии. Последняя хотела улучшения отношений с Советским Союзом и избегала всяких действий против него. Она также хотела лишить Германию никеля и надеялась, что подключение Советского Союза к проблеме Петсамо поможет в этом. В то же время компания Mond сообщила правительству, что она точно выполняет все взятые по соглашениям обязательства, и если Mond будет наказана путём изъятия у нее прав, вытекающих из имеющегося разрешения на работы, то она выступит с протестом, поскольку это будет явным нарушением положений разрешения, а также будет противоречить духу соглашения и принципам права, особенно если учесть те значительные средства, которые Mond инвестировала в Печенге и выгоду от которых теперь намерена получать Германия. В этом случае Mond обратит свои требования к правительству Финляндии для получения возможной компенсации. «До сих пор мы неизменно полагались на добрую волю правительства Финляндии, которое ранее всегда занимало твёрдую позицию», – говорилось в протесте Mond.

Переговоры оказались на мели. Мы не думали, что русские так оставят это дело. Мы зашли слишком далеко, к тому же для Кремля это был вопрос престижа.

Между тем, с германской стороны в Москве последовало заявление, которое, правда, не содержало ничего, кроме надежды на то, что права Германии по заключённым с Финляндией соглашениям по поставкам никеля будут соблюдаться. В заявлении было три пункта: 1) расчёты по поставкам в Германию рудничной продукции будут осуществляться на основе клиринга между Финляндией и Германией; 2) Германии должно быть обеспечено неограниченное временем право на получение 60 процентов рудничной продукции на основе соглашений между Финляндией и Германией; 3) необходимо обеспечить сохранение в силе финляндско-германских соглашений и соблюдение их на прежних условиях владельцем разрешения на работы. Германское заявление не означало оказания нам поддержки. В конце февраля советское правительство направило Германии ответ, некоторые пункты которого, по мнению Германии, не давали полной ясности, но, тем не менее, главная мысль сводилась к тому, что советское правительство готово провести преобразования в Печенге так, чтобы права Германии по заключённым с Финляндией соглашениям оставались в силе.

В начале марта 1941 года Молотов пригласил меня в Кремль. Прежде всего он передал мне копии приведенного выше заявления Германии и ответа на него советского правительства, «чтобы у вас было ясное представление об отношении Германии к нашему вопросу и чтобы вам не пришлось опираться на слухи». Одновременно он подчеркнул, что Советский Союз будет соблюдать заключённые с Германией соглашения о поставках. Он высказал сожаление, что Финляндия и Советский Союз так до сих пор и не вышли на решение проблемы никеля.

– Я: Вы прервали переговоры в совместном комитете. Председатель нашей делегации до сих пор в Москве.

– Молотов: Переговоры в совместном комитете прерваны, так как наши правительства должны решить вопросы, которые являются предпосылкой для его дальнейшей работы: исполнительный директор, раздел акций, члены правления и пятая часть персонала.

– Я: У меня не было иных указаний, кроме тех, которые я изложил Вышинскому, а именно – руководство компанией должно быть у нас, а остальные вопросы будут обсуждаться в совместном комитете. Мы сделали большие уступки, которые я перечислил. Теперь пришла очередь Советского Союза делать уступки.

– Молотов: Советский Союз сделал самую большую уступку, когда он два раза, в 1920 и 1940 годы проявил доброту и отдал Печенгу Финляндии.

Это он повторил пару раз. «Как Вы хорошо знаете, Советский Союз не обязан был делать это. В 1940 году Печенга была оккупирована советскими войсками, но мы передали её Финляндии, поскольку не хотели брать у Финляндии больше, чем было абсолютно необходимо. Финское правительство должно помнить, что это мы отдали ему Печенгу». Молотов выразил удивление, что финское правительство не соглашается урегулировать этот вопрос, а вот уже много месяцев затягивает его. Советский Союз потребовал пост исполнительного директора.

– Я: Почему Вы требуете место исполнительного директора?

– Молотов: Хотим быть уверены в надёжной работе комбината, к тому же у нас есть опытные специалисты.

– Я: Мы тоже хотим эффективной работы комбината, и у нас тоже достаточно опытных профессионалов. Поскольку комбинат находится на территории Финляндии, то совершенно естественно, если руководство в нём будет финским.

Последовал пространный разговор, в котором, в частности, затронули вопрос о председателе правления, которого русские предлагали избирать поочередно на два года. Молотов: «О председателе правления и о других делах можно говорить, но не об исполнительном директоре», – русские требовали это место себе. «Англичанам вы отдали всю концессию, а Советский Союз хочет лишь совместное общество. У англичан гораздо бо́льшие права, чем вы сейчас предлагаете Советскому Союзу». Молотов в срочном порядке хотел получить окончательный ответ правительства Финляндии и добавил: «Прошу Вас как знающего условия в нашей стране повлиять на то, чтобы вопрос был урегулирован». Обещал сообщить о нашем разговоре правительству и вернуться к обсуждаемой теме. Молотов вёл разговор вежливо, но твёрдо.

В информации об этой беседе в Хельсинки я подчеркнул ранее высказанное мною мнение, что, если Германия в силу собственной заинтересованности не будет оказывать нам достаточную поддержку, нам придётся искать компромисс, поскольку дальнейшее промедление может быть сопряжено со слишком серьёзным риском. Вопрос стал для Советского Союза делом чести и престижа. Выход уже на девятый месяц серьёзно раздражал Советский Союз и стал негативно влиять на наши отношения.

По просьбе правительства в марте я выехал в Хельсинки. В феврале встретился с новым советским посланником в Хельсинки Орловым. На вопрос, как обстоит дело с никелем, он ответил, так же, как и на момент моего выезда из Москвы. В этом деле ничего не предпринимали, ждали моего возвращения с ответом финского правительства на советские предложения.

Ответ, составленный после долгих дискуссий в