Скоморошеский фарс начался.

II

Назначенному Союзом адвокату действительно было не о чем говорить. Он искренне пытался вызвать страсти и эмоции, но рештам, которые купились бы на эти аргументы, не разрешили войти в Залы Правосудия. Шакуни должен был признать, что рисунок, на котором было изображено ужасное, окровавленное лицо Судамы, вызвал сочувственные вздохи, а изложение закона о незаконном использовании трех стрел в общественном месте повлекло серьезные кивки присутствующих. Но это выступление не могло сравниться со словами защитника Арджуны, Сахадева, который пленил Зал своим описанием испытаний сыновей Панду. Сахадев умудрился рассказать обо всем – о попытке убийства в Варнаврате, о побеге от ракшасов из лесов Куру на севере, о том, как они, затаясь и маскируясь, жили в постоянном страхе перед убийцами, – не промолвив при этом ни слова о преступлении, в котором обвинялся Арджуна.

«У него язык поэта», – восхищенно подумал Шакуни.

Наконец, Сахадев перешел к Судаме. Царевич Арджуна не был знаком с покойным и даже не слыхал о нем, следовательно, он не мог испытывать к нему недоброжелательности или иметь злые мотивы, утверждал он. Как и предсказывал Шакуни, Сахадев заодно использовал искусно завуалированные намеки против решта, посмевшего использовать лук. Предсказуемость – это хорошо. Сахадев продолжал намекать на перспективу другого судебного процесса, который обязательно развернется, когда Хастинапур, без сомнения, выследит тех, кто поджег Варнаврат, и отдаст их в руки правосудия. Он буквально нагревал камни на дороге под ногами Дурьодхана, призывая его свергнуть.

Время пришло. Шакуни поймал взгляд царского советника, стоявшего за креслом Дхритараштры. Мужчина что-то незаметно пробормотал царю. Шакуни уже объяснил Дхритараштре, что аргументы Сахадева будут сводиться к братоубийству и что его нужно остановить, прежде чем он на открытом суде бросит вызов Дурьодхану, поскольку из этой трясины уже не будет выхода.

Дхритараштра вскинул руку:

– Совет услышал достаточно! – Его слова вызвали в толпе ропот замешательства. Было не принято прерывать защитника в середине его прений. – Я услышал ваше прошение. Я слышал ваши аргументы.

Лицо Сахадева покраснело, скорее от огорчения, чем от спокойствия.

– Ваша светлость, – собираясь возразить, встал Видур, – аргументы не были огла…

– И я тронут вашими мольбами, – продолжил царь, заставив Видура замолчать ничего не видящим взглядом. – Я уверен, что собравшийся здесь Совет Ста, – сказал Дхритараштра, хорошо зная, что у Сотни не было сейчас выбора, – согласится, что мы все были тронуты аргументами, приведенными от имени покойного. Сущность правонарушения, однако, заключается в противоправном умысле, без которого оно не может существовать. Как ни печальна смерть молодой души, отсутствие мотива со стороны царевича Арджуны является достаточной причиной для того, чтобы отвергнуть любые обвинения в злых намерениях. – Он повторял слова, которым его научил Шакуни. – Продолжение этого возмутительного разбирательства может считаться бесчестным для доблестного кшарья, который действовал просто в целях самозащиты.

Шакуни вздохнул, задаваясь вопросом, понял ли царь, что Сахадев еще и не заикнулся о самозащите.

– Я, царь Союза Хастины, Обладатель Весов, предлагаю, чтобы царевич Арджуна Каурава, был признан невиновным во всех обвинениях, выдвинутых против него.

И, прежде чем прокурор смог возразить или Видур начал настаивать на надлежащей правовой процедуре, толпа одобрительно взревела. Слух распространился со скоростью молнии, и взрывы петард ликующей толпы оглушительно затрещали за пределами Залов Правосудия.

– Поддерживаю, – не задумываясь, сказал Бхишма. Видур неохотно кивнул.

– Однако в качестве компенсации, – добавил царь, когда шум утих, – но не в подтверждение соучастия или вины, а скорее в качестве жеста сострадания, от имени царевича Арджуны будет передан серебряный ларец семье… – он внезапно отвел взгляд, имя выскользнуло из его разума.

Секретарь быстро прошептал:

– Судамы.

– Семье Судамы.

– Сахадев дрожит, – прошептал господин Пурукуца на ухо Шакуни. – Кажется, он сейчас закричит.

Шакуни улыбнулся. Это действительно оказалось мастерским ходом. Рассмотрение петиций занимало много времени, и вопросы, касающиеся царской семьи, могли быть переданы на рассмотрение Императорского трибунала, который заседал один раз в два года. У Сахадева был единственный шанс публично очернить Дурьодхана, не навлекая на себя обвинений в измене. И этот шанс царь у него отнял. Или, скорее, это сделал Шакуни.

– Мы обязаны милости царя и декретам имперского трибунала, – поклонившись, сказал Сахадев.

Шакуни подошел к столбу, чтобы опереться на него и восстановить приток крови к больной ноге, и заметил, как царевич отступил в толпу.

– Высочайший царь, – сказал глашатай, – остаются две гражданских петиции, которые должны быть услышаны.

– Да, да… – явно довольный собой Дхритараштра откинулся на спинку высокого стула. – Зови их.

– Первый – это вопрос наследства между Аджваном Кундиром и Бхилу Кундиром, оба из касты драхм. Местные судьи вынесли решение в пользу Бхилу Кундира, но Апелляционный комиссар отменил это решение. Они судятся уже четырнадцать лет, и сейчас дело слушается в последней апелляции перед Имперским трибуналом.

Дело рассмотрели быстро. Царь мало интересовался подобными вопросами. Видур уже подготовил решение, хотя пользу оно принесло только наследникам – оба брата Кундиры уже давно были мертвы.

– Следующий, – нетерпеливо приказал царь.

– Разумеется, ваша светлость, – глашатай поклонился и занялся своими бумагами.

Шакуни сделал движение, чтобы выйти из Зала. Последнее гражданское дело касалось некоего Мадрина. Там не должно было быть ничего интересного. Стоит этой драме закончиться, и Шакуни наверняка окажется в центре давки или, что еще хуже, под ней. Лучше всего тихонько уйти.

Он уже собирался заковылять прочь, когда услышал, какглашатай сказал:

– Ваша светлость, второй гражданский иск подал Саха, сын королевы Мадри, из касты кшарьев.

Голова Шакуни дернулась, кости шеи затрещали от резкого движения, отчего по боку побежали мурашки. Он попытался не обращать на это внимания. Что это?! Какое гражданское дело? У него не было ответов. И тогда он с ужасом вспомнил, что Сахадев и Накул были сыновьями Панду от его второй жены Мадри. И по обычаям Мадри было принято называть себя по материнской фамилии. Непрошеные слова ачарьи Дрона, сказанные во время приветствия Сахадеву на Турнире Героев, эхом отдались в его ушах: «Рыцарь разума, стилус – его меч, восковая табличка – его щит».

Шакуни застыл, чувствуя, что напряжен каждый нерв. А Сахадев снова появился перед всеми и поклонился Трибуналу. Он вернулся к низкому столику и положил на него стопку тонких восковых пластин, тщательно и витиевато исписанных им собственноручно. А затем передал их глашатаю, который, поклонившись, вручил