Тик.

Эклаввья вцепился в мужчину, сидевшего ближе всех к Гаджраджу, и с силой протащил его через весь стол, сбросив на пол. Разбитые бутылки, кружки с элем, бруски опиума, обломки дерева и карты – все взлетело в воздух.

Эклаввья выхватил нож у толстяка, сидевшего за столом и разделывавшего мясо, и швырнул клинок в скучающего мужчину у стены. Нож блеснул в тусклом свете, а затем по самую рукоять вошел ему в череп. Затем кулак Эклаввьи погрузился в живот толстяка, войдя в него почти по локоть, а сам мальчишка лишь чуть пошевелил пальцами в этом огромном животе: одно нажатие, два оборота, три дюйма. Мужчина даже не закричал.

Так.

Женщина смогла дотянуться до своего ножа до того, как Эклаввья добрался до нее, но ее рука лишь едва начала подниматься, когда он схватил ее под грудями и подбросил к самому потолку. Она врезалась в балки.

Тик.

Зажужжал арбалет. Зазвенела тетива. Молния проплыла сквозь дымку, словно сквозь мутную воду, рассекая пыльный воздух. Шишупал не знал этого, но она направлялась к его шее. Эклаввья прыгнул вперед, перехватил мчащийся болт прямо в воздухе и вонзил его в черную повязку на глазу женщины с арбалетом.

Так.

Затем Эклаввья небрежно шагнул вперед и подхватил все еще вращающуюся в воздухе монету, подброшенную Гаджараджем. Шишупал слабо выдохнул, не веря своим глазам. Но у стола внезапно подломились ножки, и он рухнул на пол. Тело толстяка смялось, как разломанная статуя, а женщина упала с потолка, подобно тряпичной кукле. Пораженный Шишупал отступил на шаг и лишь теперь заметил, что голова скучавшего до этого мужчины теперь прибита к стене – прямо меж ног обнаженной женщины на фреске. Обернувшись, он увидел, что у женщины, чей глаз был закрыт повязкой, прямо из второго глаза торчит арбалетный болт. Он посмотрел на тела, лежащие на полу, на штукатурку, все еще падающую с расколотых потолочных балок, на изломанные тела. На полу валялись карты. Бутылки раскатились повсюду.

– Выпали и головы, и задницы, – улыбнулся Эклаввья.

Но как? Шишупал моргнул, протирая глаза. Всего за три удара сердца Эклаввья каким-то образом смог убить всех, кроме Гаджраджа. Как кто-то вообще может двигаться столь быстро?

Гаджрадж все еще стоял возле сломанного стола, разглядывая комнату испуганно распахнутыми глазами. Шишупал тоже замер, осознав, что наконец-то познакомился с Якшей из Говердхуна.

– Эклаввья полагает, что сейчас он может положиться на твою полную и непоколебимую преданность? Ты ответишь на его вопросы?

Гаджрадж энергично закивал.

Эклаввья повернулся к Шишупалу.

– Я же говорил тебе, боль – отличный мотиватор.

Шакуни

I

Солнечный свет лился сквозь витражные окна, отбрасывая красочные узоры на кафельный пол Залов правосудия. Огромное помещение обычно казалось просторным и теплым даже зимой. Но не для Шакуни. Он оттянул воротник своего церемониального одеяния, надеясь хоть на слабый ветерок, но ничего так и не добился. В последний раз он стоял на этом месте, лицом к стене, перед которой заседал Имперский трибунал, в тот день, когда Королевство Гандхар было завоевано и объявлено вассальным государством Союза. Его царство. Его привели в цепях, его поддерживали трое, потому что стоять он не мог – нога была искалечена палачами. Такое чувство, что это было только вчера.

Изогнутые ряды скамей, занимавшие большую часть Зала, были до отказа забиты знатью Хастины – Советом Ста. Воздух был наполнен тревожным шепотом. Учитывая, насколько кратко их уведомил Шакуни, они были весьма удивлены. Когда две недели назад Дурьодхана, оправившись от перелома ребер, отправился на встречу с Карной, который находился в добровольном изгнании в захолустном регионе Союза, Шакуни свернул горы, чтобы назначить суд над Арджуной в его отсутствие.

Всего неделю назад туча воронов сорвалась с башен, чтобы донести весть о суде до всех членов Сотни, как того требовал закон. Все поспешили присутствовать, каждый носил на шее сверкающую цепь с гербом, означавшую, что ее обладатель – глава знатнейшей семьи. Лишь самому Дурьодхане Шакуни отправил известие о суде с гонцом, на коне, а не на крыльях, что гарантировало, что свиток достигнет его тогда, когда Дурьодхане будет слишком поздно вмешаться и усложнить ситуацию. На мгновение Шакуни почувствовал к Дурьодхане что-то похожее на жалость, поскольку сам он только что разрушил всю тяжелую работу, которую принц сделал, чтобы добиться справедливости для своего друга.

Все члены Дома Кауравов были одеты в церемониальные черные одежды, украшенные алыми нитями на рукавах, что означало их царский род. И все же было трое, которые вместо этого были одеты в алое. Царевич Юдхиштир наконец вернулся ко двору, сопровождаемый Арджуной и Сахадевом. От внимания Шакуни не ускользнул тот факт, что они, трижды покружив над Залами Правосудия, появились в небе над Коронами на грифоне, а точнее, на полуорле. Юдхиштир четко знал, что для того, чтобы руководить, важно выглядеть так, будто ты знаешь, как руководить. Когда Кауравы наконец спустились на землю, они преклонили колени перед слепым царем, и Юдхиштир протянул ему свое копье в знак верности и любви, Дхритараштра оказался в затруднительном положении. Он жаждал дать претенденту на трон пощечину, возможно, даже заколоть его – за тот вред, который он причинил своими играми его сыну. Но вместо этого Дхритараштра одарил его улыбкой, такой же пустой, как и глаза слепого царя, приветствуя его возвращение домой в Хастинапур. Когда сыновья Панду вступили в Залы Правосудия, простой люд разразился бурными приветствиями.

Даже сейчас, за стенами Залов Правосудия, на площадях и улицах Короны, люди с нетерпением ждали исхода суда. Они ждали, готовясь подбодрить своего прекрасного царевича или, возможно, побить его камнями, в зависимости от того, каков будет вердикт. На результат было сделано множество ставок. Если Арджуну осудят, это будет означать конец притязаний Юдхиштира на трон. Все хотели присутствовать в Залах, чтобы увидеть, как решается будущее, но в галереи были допущены лишь немногочисленные счастливчики. Внутри, расположившись в высоких галереях, высоко над собранием знати, сидевшей внизу, столпилось множество людей. Шакуни подумал, как было бы забавно, если бы некоторые из них, толкая друг друга, упали навстречу своей смерти на мраморный пол внизу – прямо посередине слушания.

Идиоты! – подумал Шакуни. Как будто царевич-кшарий может быть осужден за преступление против низкорожденного. Особенно, если это был их лихой Арджуна, сделавший нечто ужасное против самого презираемого в Хастине человека –