– Мать Люсия показала мне кое-что занимательное. Согласно формальным положениям и устоям державы, тот, кто служит лично обитателю утеса Морниар, переходит во власть высших законов и правил. А значит, хоть ты по-прежнему считаешься ведьмой и принадлежишь к нашему ордену, запрет на магию больше не действует.

Немыслимо. Даже не знаю, что сказать.

– Спасибо, – в конце концов выдавила я.

– Не меня благодари, а свою наставницу. Она указала нам на этот принцип и отстояла твои интересы.

Я бросила взгляд на престарелую монахиню, с виду кроткую и бескорыстную. Почему же так кажется, что у Люсии в этом деле свой расчет, скрытый за ширмой доброхотства?

– Благодарю, – сухо и вымученно произнесла я. Если мать Винри и почувствовала этот холодок, то не показала виду.

– Есть еще кое-что, – добавила она и слегка помялась перед следующей фразой. – Этот бессрочный принцип в теории позволяет тебе вернуться к родителям. При желании навсегда.

Вот теперь меня поистине ошеломило. Как же это – вернуться к прежней жизни, в которой мне уже не место?

– Ты не ослышалась, дитя, – заговорила мать Люсия. – Если хочешь покинуть монастырь, тебя ничто не держит. Но помни, что подчиняешься Сребряному принцу, покуда он не исполнит долг.

– А если я откажусь?

– Тогда вновь перейдешь во власть церкви.

– А когда Иеварус достигнет цели?

– Что ж, ты связана с ним до конца, а после теоретически сможешь сама определить свою судьбу и даже вознестись.

Как отчужденно и сверхъестественно звучали эти слова. Казалось, обе монахини не осознают их веса. Я незаметно для себя погрузилась в раздумья.

– Помни вот что, мать Далила. – Голос пожилой настоятельницы чуть дрогнул. Она подалась вперед и остановила на мне широкие глаза, постукивая костистым пальцем по столу. – Ты все еще одна из нас, но если хочешь, то вольна оставить эту жизнь в прошлом.

Как редко та, кто отстояла меня на суде и привезла в монастырь, при мне поддавалась чувствам. Неужели это и вправду заветный шанс проскользнуть между прутьями клетки, что зовется моим домом?

– Благодарю, мать Винри. – Я даже повернулась и кивнула. – И вас, мать Люсия… но я не намерена возвращаться.

Настоятельницу это явно удивило, но Люсию – ничуть.

– Мы с семьей слишком долго в разлуке. Я им уже не дочь, не сестра, как прежде. Встреча доставит боль нам всем, так что лучше не стоит.

Мать Винри усмехнулась.

– Далила, не торопись. Ни одной ведьме еще так не везло.

– Право, я искренне благодарна, но даже раздумывать не стану. Я – Праведница и должна помогать людям, менять мир к лучшему.

Я сложила руки и потупилась, рисуя перед глазами милого Перри, Нору, измученную гнилью юную Ребекку, Ингрид, которая просто хотела ощутить чужое прикосновение.

– Другой жизни для меня не существует. Я останусь здесь.

Мать Винри поерзала на месте. Такого исхода она явно не ожидала.

– Ну что ж, как угодно, – смешалась настоятельница.

– Я с ней поговорю, – влезла мать Люсия.

* * *

– Так ты все-таки жива, – сразу за дверью начала престарелая монахиня. – Просто не заглядываешь на чай.

– Чего вы добиваетесь? – вполголоса прошипела я. Ни капли ей все-таки не доверяю.

– Это же такая возможность! – пылко всплеснула она руками.

– Для чего?

– Для того чтобы очистить нашу репутацию. Ты же не просто служишь Владыкам, ты представляешь одного из них, вот и докажи благие намерения! Помоги сделать так, чтобы ведьмам больше не пришлось скрываться!

– Владыки же вам претят.

– Тише ты! – одернула Люсия и подвела меня к дивану в тихом углу, прежде чем продолжить. – Это совершенно не важно: на кону стоит свобода наших с тобой угнетенных сестер. Или ты впрямь веришь, что ведьмы вырождаются? Я выискиваю их и прячу. Им одиноко и страшно – что говорить, вспомни себя. Я не хочу, чтобы они – мы! – всю жизнь отсиживались в тени и терпели это безумие.

– Так вот в чем дело. Для того вы и нашли лазейку, чтобы я колдовала?

Она фыркнула.

– Да откуда же это вечное сомнение? Почему ты не веришь, что я хочу как лучше?

Теперь уже фыркнула я.

– Как прикажете вам верить, если на улицах средь бела дня убивают людей?

– Я проверила своих! – взвилась старая монахиня и тут же умолкла, призывая себя к порядку. – Дрогнула из-за твоих заразных подозрений и проверила свой ковен. Следов, что убийца скрывается среди нас, нет. Зато есть вопросы. К тебе.

– С какой стати?

– Я наслышана, как подруга с твоей помощью вернула себе тело и первым делом отправилась сводить счеты с теми, кто над ней надругался.

Я прикусила язык.

Прежний облик Люсии, мягкий и ласковый, в мгновение ока осыпался, являя разочарованную и возмущенную старуху.

Не удостоив меня больше ни словом, она встала и удалилась по коридору.

* * *

И вновь я в смятении. Стыд за гибель троих, несмотря на упрек матери Люсии, полностью улетучился, из-за чего ненависть к себе выросла в полный рост.

Может, они просто получили по заслугам? Получили, но дело не в этом. Скорее меня просто радует, что Нора снова с нами и во многом благодаря мне. Эта мысль даровала некоторое утешение.

Какое я все-таки ничтожество.

Бесцельно блуждая по коридорам как призрак, я вдруг услышала впереди оживленный ропот. Все сновали из стороны в сторону, шепот незримыми спорами перелетал с уст на уста, искушая подойти и самой взглянуть на источник сумятицы.

Проглотив наживку, я последовала за бегущими сестрами.

– Позвольте пройти… – Я протиснулась сквозь толчею к двери сестринского дормитория.

И стоило войти, стоило увидеть, что наделало столько шума, как у меня земля ушла из-под ног.

– Нет… – сорвался с губ трепетный выдох, унося с собой очередную частичку моей души.

Прямо передо мной неподвижно висел над полом истерзанный, распотрошенный труп Ясмин. Она была раздета догола, а встрепанная копна рыжих локонов колыхалась в воздухе, словно струйки пламенеющей воды.

От ключиц поверх груди к животу тянулся стрелкой глубокий разрез. Кожа была откинута, под стать покрывалу, а внутренности обнажены. В пустых глазницах, как и у прошлых жертв, поселилась ужасающая тень.

Если само тело парило, то вырванные кишки свисали до пола, кольцами уложенные на окровавленном серебряном блюде. Казалось, Ясмин проходит обряд вознесения, превращается в полубога, которого человеческие органы только обременяют.

Одного за одним у меня отнимали друзей.

Глава семьдесят шестая

Хрома

Йернун по прозванью Ярый был неудержим. Одному лишь завету он подчинялся на поле брани: гневу. Орудовал Йернун голыми кулаками, отринув оружие