совсем близко. Выглядел он заметно уставшим, под глазами тени, а лицо осунувшееся, и я забеспокоилась, не болен ли он опять?

— Пустяки, — заулыбался он в ответ на мои тревожные расспросы. — Совсем не спал ночью.

— Почему же? — спросила я.

— Скучал по тебе, — ответил он.

— Если скучал, мог бы прийти ко мне, прогулялись бы по лесопарку…

— У вас там всё заперто по ночам, да и охранник могучий не дремлет…

— По ночам? — уточнила я и смутилась от его прямого намёка. — Да все запоры поломаны, а охранник дрыхнет не то что до утра, а до самого обеда!

— Так там дверь на сигнализации.

— А я, знаешь, тоже сегодня плохо спала. И вообще, плохо стала спать по ночам, зато днём засыпаю на ходу…

— А чего так? Дружишь по ночам с Антоном?

Вместо того, чтобы обидеться, я серьёзно ответила, — Он женатый человек. По ночам я смогла бы дружить лишь с тобой…

— И ты бы не испугалась гулять по лесу с тем, кого обзывали грязной рабочей скотиной?

— Если бы ты послушал, как обзывают тут меня и моих девчонок.

— Да. Народ тут проживает ласковый, душевный, — он открыл заднюю дверцу своей просторной машины и сказал, — Давай посидим тут, пока не вернулся твой вечно где-то путешествующий водитель. Чтобы не привлекать тебе ненужного внимания, чего ты так боишься.

Я забралась туда с радостной готовностью, а он плюхнулся рядом. Дверцу он лишь прикрыл, чтобы я не вообразила себя в ловушке.

— Передумала изображать из себя тайную жрицу своей водяной матери? — он вернулся к прошлому разговору. Возникшее уединение настроило его на задушевный лад, — Ты же не девственница и жрицей Матери Воды уже не станешь по любому…

Он перегнулся через меня и достал из прикреплённого к дверце машины контейнера флягу с водой, — Жажда, а я с утра воды не выпил даже, — он облизнул пересохшие губы, а глаза его словно бы увеличились и влажно замерцали от переполнявшей его жажды совсем уже другого свойства.

— Я не общалась с мужчинами… — пролепетала я, заворожённо наблюдая, как он пьёт воду, — Можно сказать, что такого опыта в моём жизненном багаже нет…

— Нет? — он протянул фляжку мне, — Минеральная водичка. Будешь? Так уж и нет опыта?

Я отстранила его руку, — Почти…

— «Почти» это в каком же смысле?

— В таком смысле, что помимо тебя, я других не знала, — выпалила я.

— А муж как же?

— Он же был ветшак, как ты его обозвал.

— Он являлся лишь фикцией мужа, хочешь сказать?

Я молчала.

— Ты помнила обо мне до той встречи на выставке?

Я молчала.

— А о наших прежних встречах ты помнишь?

Я молчала.

— А я, знаешь, когда вспоминал о тебе, никак не мог понять, принадлежала ли ты мне или же я попутал реальность со снами… тут такая странная планета, что сны кажутся жизнью, а жизнь порой неотличима от снов.

Понять его можно было двояко, или он почти всё забыл, или наши прошлые взаимоотношения не были для него настолько уж и значимы. Мне стало больно, как если бы меня ткнули остриём в чувствительное место. Меня охватил нервический озноб от затронутого им и очень больного при небрежном касании прошлого. — Мне некогда… — я сделала попытку выбраться наружу. Он не стал меня удерживать.

Через день уже, едва Вильт скрылся в здании пропускного пункта, машина Рудольфа затормозила рядом с машиной, где я и осталась.

— До чего же нам везёт на случайные встречи! — произнёс он с выражением лукавого кота, делающего вид, что не причастен к слежению за желанной добычей, а всего лишь мимо пробегал. Я вышла и стояла перед ним с обречённостью этой самой добычи. С тем лишь отличием, что мне хотелось быть пойманной.

— Проведём время в приятном общении, уж коли твоего водилы на месте нет?

Вместо ответа на заданный вопрос я нырнула в его машину. Если Вильт придёт быстро, увидит, где я, что в том особенного? Мы же всего лишь общаемся…

— Давно хотел тебя расспросить… о неких давних тайнах этой планеты… — он как бы давал мне понять, что никакого натиска, подобного прежним, не будет. — Соприкоснуться с таким информированным человеком как ты, и просто пройти мимо, выше моих сил…

— Каких тайн? Ты знаешь гораздо больше, чем я, — если он и был котом, то сытым и ленивым на сей раз. Он лишь развалился поудобнее, распространяя вокруг себя ауру спокойствия и почти домашнего уюта, чтобы добыча ему доверилась. Даже за ушком его почесать захотелось, погладить по голове и прилечь рядом, поскольку я не выспалась. Возникшее и прежнее доверие наполнило меня тихим умиротворением, почти счастьем.

— Так бы и поселилась здесь у тебя, — сказала я. — Можно я вздремну?

— Ещё чего! — отозвался он. — А кто же расскажет мне про жриц?

— Про жриц? Что же тебя интересует? Я ничего не знаю, кроме обрывочных и неполных рассказов Ласкиры, а она не особенно-то и любила затрагивать эту тему.

— Даже из обрывочных сведений можно при наличии аналитических способностей и творческого воображения составить картину целого, — ответил он.

— Творческое воображение может далеко увезти от правды. К тому же, если это воображение светлое, оно не проникнет в тёмные глубины того или иного закрытого процесса… я не участница и не очевидец того, что тебя интересует, — но я не верила, что его интересуют какие-то бывшие или настоящие жрицы.

— Ласкира никогда не рассказывала, как удавалось жрицам хранить себя при подобном обожании и бешеном вожделении со стороны наблюдателей исполнения их культовых и, как я понимаю, подчёркнуто эротических действий?

Мне бы сказать: нет! И вздремнуть, привалившись к его удобному плечу. Но привитая той же Ласкирой честность оказалась превыше той лени и расслабляющего тепла, которыми он буквально окутывал меня, — Наблюдатели, а также участники ровным счётом ничего для них не значили, — я еле шевелила губами. Мне было настолько сонливо, насколько и хорошо. Сидеть с ним рядом без привычных уже встрясок оказалось отрадным занятием. Как хорошо было бы спать с ним как с мужем, вот что я подумала. — Их обучали экранироваться от окружающей реальности, если она им мешала. Это как у актёров, пожалуй, не совсем, но похоже… Экстаз, уход в иные измерения, открытые лишь для их взора и ощущений…

— Психотропные вещества?

— Нет! Там было особое искусство, особые практики, особый психологический, и не только, настрой.

— Они же были жрицами, пока молоды, а потом, при взрослении, им было можно? Любить…

— Нет. Они были обязаны всегда служить Матери-Воде, осваивать практику врачевания, лечить, учить других претенденток на роль