Только что был снег и зимнее холодное солнце, а вот уже весна, грязь, слякоть и первая трава, пробивающаяся вдоль обочины.

Сердце дрогнула от дурных предчувствий. Это сколько же я отсутствовала? В Чернодырье прошло всего несколько дней. А здесь? Сколько времени прошло здесь?

Я поспешила в усадьбу, но чем ближе к ней подходила, тем тяжелее становилось в груди и надрывнее билось сердце.

Потому что она поменялась.

Я чувствовала это в каждой детали. В непривычно запущенном саду, который в прежние годы, как только земля начинала освобождаться от снега, вычищался придирчивым садовником. В незнакомых голосах, доносящихся с кухни.

Где прежние слуги? Куда все запропастились?

Поудобнее перехватив верное весло, я тихой тенью шмыгнула в дом через черный ход. Юркнула в нишу за раздевалкой и прислушалась.

В главном зале играла музыка и шумели гости.

Праздник что ли какой? Вроде по календарю не положено.

Не желая раньше времени обнаруживать свое присутствие, я прокралась ко входу и спряталась за тяжелым, пыльным гобеленом.

Вид из моего укрытия открывался прекрасный. Я видела гостей – большая часть которых мне была не знакома. Видела разодетого Марка, рядом с которым сияла МОИМИ украшениями дочь целителя. Чуть в стороне и сам целитель –– улыбающийся как сытый довольный кот.

Зато нигде не было моего отца…

Ощущение того, что в мое отсутствие случилось что-то страшное, усиливалось, и вместе с этим росла моя ярость. Мне едва удавалось удержать себя на месте и не вломиться в зал, размахивая веслом направо и налево.

Надо было ждать. Слушать. Искать зацепки.

И я дождалась. Спустя пару танцев, музыка затихла и Марк, сжимая в руки бокал на тонкой ножке – между прочим, из императорского набора, который отец берег, как зеницу ока – выступил вперед:

— Дорогие гости, — еще минуту назад он смеялся вместе с Лейлой, но сейчас его голос звучал смиренно, —   я рад, что вы все нашли время и посетили наш скромный вечер памяти прекрасной Симеллы. Три месяца прошло в той ужасной ночи, как злодеи похитили ее и уволокли в черный лес. Три месяца поисков и страданий. Три месяца отчаяния.

Я содрогнулась. Три месяца? Меня не было три месяца?! И Марк со своей любовницей — а в том, что это именно она, уже не было никаких сомнений — знали о разнице во времени, когда отправляли за водой! Сволочи!

Ярость разгоралась все больше и больше, раскаляя не только кровь, надрывно пульсирующую в венах, но и ручку весла, которую я стискивала.

Мерзавцы!

Тем временем женишок скорбно вздохнул, обвел зал горестным взглядом и продолжил:

— Ее бедный отец так тяжело воспринял исчезновение дочери, что слег. Он уже давно никого не узнает и в последние дни практически не приходит в себя, не смотря на старания нашего целителя…

И этот с ними заодно. Вон как глаза сверкали.

— Мне как официальному жениху Симеллы пришлось взять управление усадьбой на себя.

Да что ты будешь делать. Бедолажка какая… Вынужден он был. Ага, как бы не так. Спланировал все заранее вместе со своей курицей и ее папашей, прекрасно зная, что по нашим законам он будет единственным наследником всего, что могло бы принадлежать безвременно ушедшей невесте.

Эх и дурой же я была…

— И тем не менее, я могу с уверенность утверждать, что Сима не хотела бы, чтобы о ее гибели долго скорбели. Этот праздник я устроил ради неё и для нее. И вы все должны хорошенько повеселиться, чтобы почтить ее память. Чтобы в лучшем мире моя бедная невеста могла облегченно вздохнуть и возрадоваться, после всего, что с ней случилось…

Все. С меня хватит.

— Поподробнее, пожалуйста. Что там случилось с бедной мной? — громко спросила я выходя из своего укрытия.

Надо было видеть их лица в этот момент — сплошной ужас и неверие:

— Си…си…сима…

— Сам ты сисисима, — припечатала я, подойдя ближе, — ну давай, поведай людям, как разыграл спектакль с бобовым зернышком и вместе со своей подельницей отправил меня в Чернодырье.

Лейла сдавленно охнула, взмахнула руками и ничком повалилась на пол, явно рассчитывая что ее поймают.

Только Марк настолько опешил, что не обратил на нее никакого внимания. Она рухнула на пол, как мешок с картошкой, а он лишь таращился на меня, да мычал что-то невразумительное.

— Любимая… ты… тебе привиделось все. Да-да, — его голос постепенно набирал уверенности.

— Правда?

— Тебя в Черный лес утащили, накачали чем-то, вот и почудилось не весь что. — он закивал и потянул ко мне свои грабли с явным намерением обнять, — ты же знаешь, люблю только тебя.

И столько страсти в голос напустил, что прежняя Симелла наверняка бы прониклась и растеклась под наплывом эмоций. К счастью, после путешествия в Чернодырье мозгов у меня прибыло, и розовая пелена с глазонек слетела. Поэтому:

— Да заткнись, ты! Ты все заранее спланировал со своей любовницей и ее папашей. Меня в лес отправить, отца на этом фоне подкосить, а тебя, как официального жениха, во главе всего поставить.

Начавшая было подниматься Лейла, снова повалилась на пол. Зато ее папаша возмутился:

— Это оскорбительно! Я заслуженный целитель! Помогаю всем и в усадьбе, и в городе!

Со стороны людей раздался ободряющий ропот, но меня уже было не остановить.

— Надо же, какая прекрасная самоотверженность, — в наигранном восторге и умилении смахнула с глаз несуществующие слезы, — а может, расскажете людям, почему в нашем городке другие целители надолго не задерживались? Или почему только вы могли справиться со многими хворями, а остальные лишь руками разводили?

— Потому что я – мастер своего дела, — чопорно заявил он.

Я ласково улыбнулась:

— А может, потому что вы эти хвори сами на всех и напускали?

— Да как ты смеешь!

— Вот так и смею. Водичку ты таскал из Чернодырья. Летом из луж приграничных, а зимой из снега талого, да подливал то тут, то там. В потом приходил и спасал от напасти, тобой и насланной. И черный боб, которым якобы жених мой бедный подавился – твоих рук дело,