пригласили крещеных евреев, но разобрать надпись не удалось. На основании сомнительных показаний было установлено, что ребенок был продан евреям и, следовательно, может считаться мучеником. Труп превратился в «святые мощи», которые были перевезены с кладбища и похоронены в кафедральном соборе св. Павла. Король воспользовался счастливым случаем и наложил по этому поводу штраф на еврейские общины в размере 60 000 марок (около 40 000 нынешних английских фунтов).

Более трагические последствия имел для евреев ритуальный процесс в Линкольне (1255), волновавший все суеверные души в Англии и оставивший след в народных сказаниях. В Линкольне пропал восьмилетний христианский мальчик Гугон (Hugh). После долгих поисков его труп был найден в колодце во дворе одного еврея. Вместо того чтобы расследовать, была ли тут несчастная случайность (мальчик играл с еврейскими сверстниками и мог нечаянно упасть в колодец) или труп был подброшен убийцами во двор еврея с целью сокрытия следов, — судебные власти направили следствие в сторону обнаружения ритуального убийства, о котором кричала суеверная христианская улица. У арестованного владельца дома, где найден был труп, путем угроз и обещаний вырвали ложное показание, что евреи убили мальчика и что они вообще «ежегодно распинают младенца для поношения имени Иисуса». Все было сочинено для подготовки легенды о мученике, и священники линкольнской церкви поспешили перевести «святые останки» и похоронить их внутри церковной ограды. Король Генрих III, веривший в ритуальную басню как самый темный из его подданных, приказал судить и примерно наказать виновных, а так как настоящего убийцу найти не удалось, то «виновными» оказались 92 человека, то есть все видные члены еврейской общины в Линкольне. Их схватили, отвезли в Лондон и бросили в тюрьму. 18 человек были немедленно осуждены на смерть и повешены. Остальные содержались в Тауэре, и их ожидала та же участь, но за несчастных заступился брат короля, граф Корнваллийский, и Генрих III отпустил их. На этом деле хорошо заработали сребролюбивый король, получивший по закону конфискованное имущество казненных евреев, и клир линкольнской церкви, которая благодаря покоившимся в ней «чудотворным мощам» святого младенца привлекала массы паломников с дарами из всей страны.

На почве кровавых религиозных преследований развилось религиозное помешательство. В университетском городе Оксфорде одержимый таким психозом еврей ворвался однажды в церковную процессию, вырвал распятие из рук священника и стал топтать его ногами (1268). Это могло послужить поводом для нового судебного или уличного погрома, но тут даже король понял, что нет основания карать многих за выходку безумца, и наказание было назначено весьма умеренное. Оксфордская еврейская община получила приказ поднести университету серебряный крест и, кроме того, поставить на месте преступления большой крест из мрамора.

Все эти преследования и вымогательства довели евреев до такого состояния, что многие решили покинуть Англию и переселиться в другие страны. Но эмиграция евреев, как крепостных короля, запрещалась законом, и надо было просить о разрешении на выезд как о милости. В 1254 году, когда Генрих III наложил на евреев особенно тяжелую чрезвычайную подать и поручил взыскание ее своему брату, графу Ричарду Корнваллийскому, евреи выступили с коллективным заявлением о желании эмигрировать. Явившись к Ричарду во главе депутации, пресвитер Илия обратился к нему с речью, которая, если не была сказана им в этой форме, могла быть сказана английским евреем. «Мы видим воочию, что наш государь, король, намерен стереть нас с лица земли. Мы умоляем его, ради Бога, дать нам разрешение и охранный лист для выезда из его королевства, дабы мы могли искать приют в другом месте, под властью правителя, проникнутого хоть сколько-нибудь чувством жалости и справедливости. Мы хотим уйти, чтобы никогда не возвратиться сюда, оставляя здесь наши дома и вещи. Может ли король любить или щадить нас, несчастных евреев, расстраивающих его естественный английский порядок? У него есть свой народ, свои купцы — не скажу ростовщики, но такие, которые лихвенными сделками накопляют кучи денег. Пусть король рассчитывает на них и собирает с них доходы. Ведь они выживают и разоряют нас. Король не может не знать, что он требует от нас того, что мы не можем ему дать, хотя бы он выколол нам глаза, перерезал нам горло и содрал с нас кожу». Выслушав эту речь, граф Ричард, более расположенный к евреям, чем другие люди его круга, ответил, что выселение из страны не может быть допущено королем, да и евреям оно не поможет, ибо недавно и французский король (Людовик Святой) издал декрет против евреев и всякое другое христианское государство не впустит их. Сейчас король примет столько податных денег, сколько евреи могут дать. Однако на следующий год Генрих III опять потребовал от евреев огромную сумму и на новые жалобы обложенных ответил, что ему надоело возиться со «своими негодными евреями», что он поэтому решил «продать» их на определенный срок за 5000 фунтов своему брату Ричарду, к которому отныне переходят подати с евреев и опека над ними (1255). По замечанию христианского летописца, король «содрал шкуру с евреев и предоставил графу выпотрошить их» (quos тех excoriaverat comes evisceraverat), но на деле перемена опекуна все-таки оказалась выгодной для евреев: Ричард на правах откупщика налогов не обирал их так безжалостно, как его алчный брат.

Скоро срок «откупа» кончился, и евреи опять поступили в распоряжение короля. Возобновилась прежняя эксплуатация, а с нею и стремление евреев к эмиграции из Англии. Тогда Генрих III отдал доходы с евреев в распоряжение своего сына, будущего короля Эдуарда I. Принц Эдуард, в свою очередь, передал эти доходы в откуп итальянским менялам или «папским ростовщикам»», кагорсинам (Cahorsins, по имени южнофранцузского города Cahors, где находился один из их банков). Эти христианские купцы делали в Англии то же, что их земляки «ломбардцы» во Франции: несмотря на церковное запрещение роста, они ухитрялись путем разных фикций получать по займам большие проценты, чем евреи. У них брали деньги взаймы король, принцы и высшее дворянство. Им-то отдано было, в виде гарантии по королевскому займу, право сбора податей с евреев, их конкурентов по денежной торговле, и ловкие итальянцы, конечно, сумели извлечь отсюда всевозможные выгоды (1265). Следует прибавить, что от податного грабежа немало страдали тогда и христианские средние сословия. В Англии шла непрестанная борьба за власть между королевским деспотизмом и «парламентской» олигархией аристократии, а средства для этого должны были давать податные сословия.

Борьба Генриха III против аристократии привела в последнее десятилетие его царствования к открытому восстанию баронов под предводительством Симона Монфора II (сына одноименного усмирителя альбигойских еретиков). Гражданская война, отдавшая