Грядки шли рядами, по пять с каждой стороны. На тех, что слева, росла самая настоящая клубника. Кустики над правыми рядами подозрительно напоминали картофель, а на самой последней грядке Саша увидел помидоры.

За грядками, у подножья донжона, стоял деревянный дом. Это был хороший бревенчатый дом, двухэтажный, с двускатной крышей и резным рушником. Он был выкрашен в жизнерадостный песочный цвет и в общем производил впечатление некоторой пряничности. Над крышей выступала печная труба, на ней шапкой лежало громадное гнездо. Правда, птиц в нем не было.

Барон подъехал к самому дому.

Дверь открылась, и в проеме показалась высокая строгая женщина. Саша подумал, что ей больше бы подошло явиться из ворот замка, в сопровождении свиты и охотничьих собак, а еще лучше — вовсе не появляться, а ожидать вновьприбывших, сидя на троне в большом и холодном зале донжона. Ее тонкие губы представляли собой линию, которая могла в любой момент искривиться гневом или презрением. Колкие голубые глаза смотрели на мир, будто решая, достоин ли он в данный момент ее внимания, или у нее найдутся дела поважнее. На плече у нее лежала совершенно седая коса, такая толстая, что не оставалось сомнений, в кого у барона Николаса такие волосы.

Потому что в дверях пряничного домика стояла его мать, вдова Вильгельма Кровавого.

Увидев, кто перед ней, она всплеснула руками и стремительно подошла к коню.

— Ник! Ну, наконец-то. Я беспокоилась. Все в порядке?

Ее губы улыбались, а взгляд потеплел. Видимо, барон что-то ей ответил, потому что она кивнула. Только тогда барон Николас спешился и спустил мальчика с седла. Тот оказался прямо перед его матерью, и она внимательно посмотрела на него. Саша попривык к своему одеянию и уже успел о нем позабыть, но сейчас, под взглядом этой женщины, он снова вспомнил про платье и ощутил всю нелепость своего наряда. Женщина хохотнула, но тут же отвернулась, перевела дыхание и посмотрела на Сашу уже серьезно. Вернее, почти серьезно. В ее глазах искрились смешинки. Это было так заразительно и так странно, что он сам улыбнулся. Совсем чуть-чуть, но женщина заметила и отразила его улыбку, как зеркало. Саша ничего не мог поделать — его губы расползлись шире, и женщина позволила себе первый осторожный смешок. В животе у Саши стало щекотно, и вот смех вырвался наружу. Он и мать барона стояли перед домиком и хохотали, глядя друг на друга.

— Хороший мальчик, — сказала женщина и обратилась к сыну — Правда, когда я говорила тебе обзавестись, наконец, детьми, я имела в виду не это.

Барон улыбнулся.

— Надо бы тебя переодеть и отмыть, — сказала она уже Саше. — Идем. Мое имя леди Элеонора. Твое я знаю.

И она повернулась спиной и исчезла в доме, ни минуты не сомневаясь, что мальчик последует за ней. Однако Саша остался на месте. Когда леди Элеонора отвернулась, исчезло и вдруг охватившее его веселье. Он напомнил себе, что нужно быть настороже, а еще лучше — молчать, как барон Николас. Хотя, последний оказался довольно разговорчив для немого.

«Ступай же», — раздалось у него в голове, и барон легонько подтолкнул его в спину. Саша понял, что у него нет выбора, и зашел в дом.

Внутри оказалась очень просторная и очень богатая комната. У стены стояла огромная кровать под балдахином, с нее свешивалось расшитое покрывало, а на полу рядом с ней лежала шкура, вопиюще не овечья. Рядом с кроватью стоял большой окованный железом сундук, также исполнявший обязанности прикроватного столика. На нем расположилась фарфоровая чашка с розочкой. Напротив кровати, у другой стены, была печь. Возле нее стояло нечто вроде кресла, а на кресле лежало вязание.

— Садись, — не то предложила, не то приказала Элеонора.

Саша послушно сел прямо на вязание.

— Ой!

— Просто сбрось на пол. Ничего ценного. Я вяжу, когда обдумываю… дела.

Пауза перед последним словом напомнила Саше, что эта женщина была замужем за человеком с прозвищем Кровавый. Должно быть, это отразилось на его лице, потому что Элеонора засмеялась.

— Нет, я не планирую убийства. Хотя иногда это бы очень помогло. Я имею в виду торговые дела.

— Вы что, торгуете? — эта мысль показалась Саше настолько дикой, что он забыл о своем решении стать немым.

— О, нет. Я посредничаю.

Элеонора извлекла откуда-то две чашки и аккуратный заварочный чайник и теперь делала чай на крышке сундука.

— Есть люди, которые хотят что-то продать, и есть люди, которые хотят что-то купить. Я помогаю им встретиться и слежу за тем, чтобы сделки были честными. Меня мало кто решается обмануть, знаешь ли.

Саша молча кивнул, скорее себе самому, потому что Элеонора стояла к нему спиной. И все-таки даже посредничество совершенно не вязалось с величием и строгостью этой женщины.

— Но ведь вы же баронесса…

— И что с того? Я должна быть гордой и умирать от голода? Нет, дружок. Когда мой муж умер, оставив мне сына, разваливающийся замок и кучу долгов, у меня был выбор между гордостью и будущим.

Она подала Саше чашку и примостилась на краюшек огромной кровати. Саша осторожно попробовал жидкость. Это оказался обыкновенный чай с мятой, правда, без сахара.

— Как видишь, я выбрала будущее. И теперь время от времени ссужаю деньгами тех, кто выбрал гордость.

— Что вы со мной сделаете? — спросил Саша.

Брови Элеоноры приподнялись, образовав две идеальные седые дуги.

— Для начала — дам тебе мужскую одежду, накормлю настоящим обедом и выделю комнату в замке. А потом, когда станешь достаточно толстым, я тебя съем.

Чашка дрогнула в Сашиной руке. Он внимательно посмотрел в лицо Элеоноры, обдумывая эту перспективу.

— Нет, — ответил он наконец. — Это я немного подрасту и съем вас.

Элеонора расхохоталась. И снова у Саши защекотало в животе. Сейчас он в полной мере почувствовал, что значит заразительный смех. Противиться этому было невозможно. Он тоже засмеялся.

В дверь деликатно постучали. Элеонора откашлялась и проговорила:

— Зайдите!

Появился слуга. Он кое-как удерживал на вытянутых руках стопку одежды, и Саша невольно подумал, как же ему удалось постучать.

— Господин приказал доставить это вам, госпожа, — сказал слуга.

Она кивнула в сторону кровати, слуга сгрузил там свою ношу, почтительно поклонился и исчез за дверью.

— Это для тебя, — обратилась Элеонора к Саше. — Выбери, что подойдет. Через минуту тебе принесут горячую воду, освежишься. А я распоряжусь насчет обеда.

И она вышла, оставив мальчика одного. Он быстро выпутался из платья, натянул первые попавшиеся штаны и рубаху и прокрался к двери. Саша был уверен, что его заперли, и очень удивился,