Шрифт:
Закладка:
Тактическое искусство эпохи Мольтке характеризуется огневой тактикой пехоты. Тогда как армии, составленные из менее сознательных и индивидуально подготовленных бойцов, по-прежнему видели главное назначение пехоты в производстве массовых штыковых ударов, прусская пехота, благодаря своему более грамотному составу, могла первая получить на вооружение заряжаемое с казны ружье, требовавшее более умелого обращения. Наличность этого “игольчатого” ружья дала пруссакам в 1866 г. решительное превосходство над австрийцами; желание использовать превосходство своего ружья заставило пруссаков тщательно обучать свою пехоту стрельбе, давать ей в бою время получить огневой перевес над противником и бросать ее в атаку только после тщательной подготовки ее успеха. Последнее являлось тем более необходимым, что в рядах прусской пехоты находились и сыновья господствующих классов, и всякая лишняя жертва вызвала бы острую критику командования. Прусская конница при Мольтке перестает играть роль резервной кавалерии; тактическая ее роль начинает решительно суживаться; она начинает работать самостоятельно, отрываясь от пехоты вперед; кавалерийские дивизии, выброшенные на 2-3 перехода перед фронтом, обращаются в основной орган разведки и представляют как бы замену тех армейских авангардов, которые предшествовали наполеоновским массам. Прусская артиллерия, благодаря тем успехам, которые в 60-х годах сделал Крупп в отливке стальных орудий, имела решительный качественный перевес и, быстро сосредоточиваясь в стопушечные массы, существенно поддерживала своим огнем борьбу пехоты за огневой перевес.
Для эпохи Мольтке характерной является встречная форма боя. Мольтке, имея в руководящих штабах верных истолкователей своих намерений и имея решительный перевес в силах над противником, мог отказаться от приказного управления и ограничиваться директивами, ставившими подчиненным относительно более крупные, отдаленные цели, предоставляя им выбор средств исполнения. Сближение с неприятелем происходило на широких фронтах, и Мольтке отказался от централизации управления самим сражением. Основная мысль его видна была уже из самой формы подхода к сражению, в которой заключалась идея охвата или окружения. Как только одна из колонн натыкалась на неприятеля и раздавались первые пушечные выстрелы, инициатива вырывалась частными начальниками. Мольтке отказался от того, чтобы, по образцу Наполеона, предварительно вступления в бой, собирать все войска из походных колонн в общий резервный порядок армии, что представляло бы, при возросших массах, крупные затруднения. Все корпуса спешили, заслышав пушечный гром, на свой лад помочь вступившим в бой товарищам: колонны сворачивали с назначенных им маршрутов, спешили развернуться, батареи, обгоняя пехоту, рысью стремились на позиции, мгновенно вырастали стопушечные массы. Теория встречного боя была создана лишь впоследствии — Шлихтингом: в эпоху Мольтке мы встречаем встречный бой еще в “диком”, неосознанном состоянии. Методы встречного боя обеспечивают захват инициативы, но сражение теряет всякую планомерность; при надежном составе армии, превосходстве в технике и в подготовке старших начальников методы встречного боя обеспечивают значительные преимущества, но им свойственны и большие опасности: неожиданное движение атакующего с похода на укрепленную позицию, подчас хаотическое развертывание в косом положении к противнику, форсирование фронтальной атаки, не выжидающей результатов действий обходных колонн, сворачиванье назначенных для охвата сил на фронт неприятеля. Все эти крупные ошибки имели место и в сражениях, руководимых Мольтке; последний, однако, предпочитал выгоды, даваемые бурным проявлением частной инициативы и выигрышем времени, возможности избежать отдельной неувязки посредством централизации управления. Последняя сохранилась, по прусским уставам конца XIX века, только для атаки укрепленных позиций, в которых противник заблаговременно засел, где торопливость явно была не у места.
Военное искусство империализма, с его крайним обострением противоречий между империалистическими государствами, заставляющим их идти на все жертвы и на крупный политический риск внутри страны, чтобы сохранить или завоевать “свое место под солнцем” — характеризуется использованием для ведения военных действий гигантски возросших производственных сил и масс населения. Воинская повинность в Германии в 1888 г. была раздвинута с 12 на 29 возрастов; в то же время количество ежегодно призываемых было увеличено в 1,5 раза вследствие перехода от трех- к двухлетней службе. Политическая подготовка населения, производимая раньше лишь в школах, значительно расширилась. В период подготовки к войне 1914 г., связанный с именами Шлиффена, Жофра и др., преобладали вопросы оперативные, вопросы стратегического развертывания, управления громадными армиями, созданными империалистическими государствами, без учета вероятности длительной войны и необходимости экономической к ней подготовки. Только сама война показала, что мобилизация перестала быть, как в эпоху Мольтке, единовременным актом создания действующей армии, а приняла повторяющийся характер и распространилась на всю промышленность и всю экономику государства. В течение войны государство формирует новые войсковые части в неслыханном прежде объеме и производит то вооружение, боевые припасы, технику, одежду, на готовые запасы коих война велась раньше. В первые 30 дней военных действий империалистической войны крупные армии понесли потери, значительно превосходящие полмиллиона людей, и израсходовали все свои снаряды, но благодаря небывалой деятельности тыла эти потери были быстро восполнены. Вследствие повсеместного распространения всеобщей воинской повинности, вследствие полного напряжения всех экономических сил наций путем раскола и