― Он приказал нам найти… девушек от восемнадцати до двадцати пяти, со светло-каштановыми или светлыми волосами, они должны быть поцелованными…

― Зачем? С какой целью?

Двое охранников подземелья приближаются к камере. Они тоже чувствуют, что конец близок. Фольк молчит, смотрит и слушает с вниманием, не упуская ни одной детали.

Когда Макс не отвечает на мой вопрос, я пускаю в ход дополнительные театральные приемы: несколько раз шлепаю его по щеке, поливаю его из ведра с мочой.

― Почему? ― требую я.

Его голос едва слышен на фоне булькающей во рту крови.

― В приказе не было сказано. Но ходили слухи. Одна из шлюх Рашийона сбежала… сбежала два… два… двадцать два года назад…

Моя рука инстинктивно летит к охотничьему ножу, и прежде чем он произносит следующее слово, я рассекаю горло Макса от одного края до другого.

Я отступаю назад, кровь капает с лезвия на мои кожаные сапоги. Тело Макса, наконец-то отправленного в подземное царство, обвисает на запястьях, привязанных к решетке.

Мои легкие борются за кислород. Я так крепко сжимаю нож, что, кажется, никто не смог бы вырвать его из моей руки. Это было близко ― слишком близко. Макс почти сказал правду, которая поставит Сабину под прицел всех влиятельных людей во всех семи королевствах.

Стражники бросаются осматривать Макса на предмет признаков жизни ― откровенно говоря, это излишне, учитывая, что его голова едва держится на плечах.

Самый низкорослый из стражников восклицает:

― Пленник мертв!

― Черт! ― Я сплевываю на пол и издаю разочарованный рык, словно этот факт меня раздражает. ― Я хотел выжать из него еще один ответ. Я собирался только пригрозить ему ― лезвие соскользнуло.

Фольк с сомнением хмыкает, так тихо, что этот звук улавливают только мои уши.

― Наконец-то он заговорил, ― говорит более низкий солдат. ― Что он говорил? О Рашийоне? Я едва мог его понять…

― Он сказал, что Рашийон разбудил грифонов, ― говорит другой солдат, обладающий мерзкой особенностью пахнуть печеными бобами.

― Нет, после этого, ― говорит первый. ― Что-то о шлюхе, которая сбежала двадцать два года назад…

― Два года назад, ― резко рявкаю я. ― Он сказал два года назад, идиот. Прочисти свои уши.

Тот нахмуривает брови.

― Клянусь, я слышал, как он сказал…

Я злобно перебиваю:

― Он вообще едва мог говорить. Запинался после каждого слова. Или ты сомневаешься в этом?

Я тыкаю острием ножа в свое родимое пятно на груди. Каждый Золотой Страж знает, что у меня превосходный слух.

Но у капитана «печеные бобы» есть хребет.

― При всем уважении, Вульф, я слышал, как он произнес число ― двадцать два. Что-то случилось двадцать два года назад с королевской шлюхой.

Мне приходится прикладывать усилия, чтобы держать себя в руках. Повернувшись к Фольку, стоящему в тени, я спрашиваю:

― Фольк, а ты что слышал?

Вид практически обезглавленного человека не смущает Фолька, он проводит пальцами по своим волосам. Затем не спеша затягиваясь трубкой, смеется над солдатами.

― Вам, любителям грога, стоит вычистить серу из ушей, как сказал Вульф. Этот ублюдок сказал ― два.

Я удовлетворенно хмыкаю, услышав подтверждение Фолька, хотя и беспокоюсь о том, во что мне обойдется его ложь, когда он неизбежно придет за расплатой. А Фольк всегда это делает. Даже с друзьями.

Я выдумываю на ходу:

― В борделе на Кинг-стрит есть шлюха, которая, по слухам, из Волкании. Фольк, сходи проверь ее. Кажется, она работает там как раз два года. Может, она прояснит что-то из того, что сказал этот ублюдок.

Он кивает.

― Считай, что дело сделано.

Я прослежу, чтобы Фольк ничего подобного не делал, но даже если стражи отыщут Карлотту, найдется немало людей, которые подтвердят, что она работает в Астаньоне уже несколько десятилетий, так что этот след приведет в тупик.

Я выливаю остатки воды из ведра себе на голову, встряхивая распущенными волосами, как собака, а затем натягиваю на грудь скомканную рубашку.

Я окидываю капитана «печеные бобы» холодным взглядом и приказываю:

― Вы двое. Займитесь телом. Приберите в камере.

И только когда я прохожу половину коридора, а сердце все еще колотится в груди, Фольк догоняет меня. Даже прихрамывая, этот ублюдок быстр.

― Двадцать два года. ― Голос у него низкий и уверенный. ― Я знаю, что я слышал, Вульф. Двадцать два года назад в Астаньон сбежала волканская шлюха, а теперь Рашийон рыщет по нашему королевству в поисках девушки того же возраста, с волканскими чертами лица и крестным поцелуем? Я готов поставить свою здоровую ногу на то, что сбежавшая шлюха была беременна его ребенком, и прорицательница сказала ему, что это девочка. ― Он проводит рукой по щетине, покрывающей его челюсть. ― И что я знаю, кто этот ребенок.

Мышцы напрягаются, и я прижимаю его за горло к стене, прежде чем успеваю остановиться. Мои губы приподнимаются в оскале, как у животного. Успокойся, Вульф. Он твой друг. Он не представляет опасности для Сабины.

Медленно я убираю руку с его горла, а затем снова провожу ею по своим спутанным волосам.

― Ты всегда был слишком умен для своего блага, Фольк.

Он усмехается, растирая горло, и бормочет:

― Теперь многое обретает смысл.

Я облизываю губы, бросая на друга предостерегающий взгляд. Я намеренно не прячу в ножны свой охотничий нож, залитый кровью Макса. Может, у нас и есть общее прошлое, но Фольк должен знать, что я без колебаний убью его, если он будет угрожать Сабине.

Он фыркает, кладя тяжелую руку на мое напряженное плечо.

― Я прав, не так ли? Ты, влюбленный ублюдок.

***

― Лорд Райан, ― обращаюсь я, наклонив голову.