Райан бросается на меня. Он хватает меня за руку и толкает в сторону за секунду до того, как зубы единорога клацают там, где только что была моя шея.

Мы падаем на усыпанный соломой пол, и Райан укрывает меня всей тяжестью своего тела.

― Черт возьми, певчая птичка, ― бормочет Райан. ― Будь осторожна.

Он держит руки по обе стороны от моей головы, окидывая взглядом каждую черточку моего лица, чтобы убедиться, что я не пострадала. Его грудь быстро поднимается и опускается. Я никогда не была так близко к нему ― наши тела вровень, бедра прижаты друг к другу.

Его большой палец проводит по нежному месту на моем виске, где по моим ощущениям расцветает синяк.

Это что-то новенькое ― Райан заботится обо мне, и я не знаю, как к этому относиться.

― Слезь с меня, ― я отпихиваю его руку, а затем переворачиваюсь, чтобы посмотреть на единорога.

Это была моя вина.

Я поступила глупо, отвлеклась. Я подошла достаточно близко к его стойлу, чтобы он мог меня укусить. Если бы Райан не оттолкнул меня, половины моего плеча могло бы не быть.

Это унизительное напоминание о том, что единорог ― не лошадь, как Мист. Я могу говорить с ним, но это не делает нас друзьями. Мне предстоит пройти долгий путь, прежде чем я сяду на него верхом и стану управлять огнем его рога, как бессмертная Солена.

Единорог фыркает:

Убирайся.

В кои-то веки это замечание адресовано мне.

Глава 4

Вульф

Кровь.

Моча.

Рвота.

Я вздыхаю, когда Макс разражается надсадным кашлем, от которого на мою рубашку летят капли крови. Черт. Опять? Мне уже надоело каждый вечер возвращаться домой и тратить целый час на то, чтобы отстирать телесные жидкости Макса. С моими обостренными чувствами каждая капля воняет в десять раз сильнее, и у меня сводит живот до тех пор, пока я не начинаю думать, что не могу больше терпеть.

Фольк ухмыляется из дверного проема камеры подземелья.

― Лучше попроси у кухарки побольше хозяйственного мыла.

― А может, твоя бесполезная задница постирает мою одежду, вместо того чтобы стоять и насмехаться надо мной, ― бормочу я, стягивая через голову грязную рубашку и бросая ее в угол.

Я разминаю шею. В любом случае мне не помешает выпить воды. После пяти дней избиений Макс выглядит хуже некуда. Мне приходится останавливаться через каждые три удара, чтобы дать ему прийти в себя. Калейдоскоп ножевых ранений, синяков и ссадин по всему телу делает его похожим скорее на мешок с кухонными отбросами, чем на человека.

― Этот ублюдок едва жив, ― замечает Фольк, неторопливо попыхивая трубкой.

― Вот и хорошо, ― ворчу я.

Фольк не спеша делает еще одну затяжку.

― Не очень. Он не рассказал нам ничего полезного.

Это не совсем так. После того как я сломал Максу все пальцы, он признался, что является охотником за головами короля Рашийона, а также работал со шпионом, поцелованным богом, который напал на меня в Блэкуотере. Но этого недостаточно, чтобы удовлетворить Райана. Он не успокоится, пока не узнает, почему налетчики нацелились на Сабину и планируют ли они вернуться за ней.

Пока я пью воду из фляги, Фольк разглядывает меня.

― Ну и как твоя личная жизнь в последнее время?

Я фыркаю.

― А как твоя?

Только Фольк может вести светскую беседу, пока на пол капает чья-то кровь. Однажды я видел, как он достал свой член, чтобы поссать в разгар драки в баре.

Он спокойно говорит:

― Исключительно, спасибо, что спросил. Оказывается, продление моего пребывания в Дюрене означает больше возможностей для знакомства с самыми соблазнительными женщинами.

― Шлюхами, ты имеешь в виду, ― возражаю я. ― Я еще не видел, чтобы высокородная дама соизволила ублажить твой член.

Он пожимает плечами, делая еще одну затяжку из своей трубки.

― Мне нравится вызов. Но не меняй тему, ты, болван.

Его тон нехарактерно серьезен. Я вытираю рот, и он многозначительно поднимает брови. Когда я продолжаю безучастно смотреть на него, он делает жест, изображающий взмахи крыльев ― символ Крылатой Леди, который взяли на вооружение горожане.

Мое лицо становится хмурым. Я бросаю флягу в ведро с водой и поворачиваюсь к Максу, разминая пальцы, прежде чем снова сжать их в кулаки.

― Я же говорил тебе, что между мной и невестой Райана ничего нет.

― Говорил, говорил. Но потом, в ночь полнолуния, я видел, как ты взбирался по восточной башне в спальню леди Сабины.

Волна негодования прокатывается по мне.

― Ты шпионил за мной?

― И это тебя шокирует? Я ― шпион, Вульф. Я шпионю за всеми. Ты просто оказался в поле моего зрения той ночью. ― Он небрежно роется в кармане, а затем набивает в трубку свежую траву. ― Рискованный, блядь, ход, между прочим.

Он поджигает траву спичкой, отчего на его покрытом оспинами лице появляются тени от дыма.

Не знаю, имеет ли Фольк в виду то, что это было опасно с точки зрения физического преодоления вертикальной стены или то, что я забрался в спальню невесты моего хозяина. Это неважно. В любом случае он прав.

Закашлявшись от дыма, я бормочу:

― Впредь не суй свой нос в дела, которые тебя не касаются.

Он хихикает.

― Это все, что ты можешь сказать?

Я молчу.

Теперь, когда я возвращаю свое внимание к пленнику, подвешенному за связанные запястья, меня накрывает с новой силой. Раздражение наполняет вены и покалывает в мышцах. Проклятый Фольк. Я старался не допускать никаких мыслей о Сабине в этой вонючей камере, но теперь все, о чем я могу думать, ― это о том, как давно я не чувствовал тепла ее улыбки.