– Иди сюда, маленькая, – говорил он, и я клала свою подушку на пол у него между ногами, а он доставал из ящика большую плоскую щетку и начинал проводить ею по моим волосам. – Какие у тебя красивые волосы, – говорил он. – И откуда у тебя такие красивые волосы?

Но это был так называемый риторический вопрос, а значит, мне не надо было на него отвечать, и я не отвечала. На самом деле мне вообще ничего не надо было говорить. Я всегда ждала этого момента, когда дедушка будет расчесывать мне волосы. Это было очень приятно и очень успокаивало, как медленное погружение в прохладные глубины.

Правда, после болезни у меня больше не было красивых волос. Как и у всех выживших. Это все из-за лекарств: сначала волосы выпали, а когда снова выросли – стали тонкими, жидкими и блеклыми, и отрастить их было невозможно, потому что они начинали переламываться. Большинство людей стригли их очень коротко, чтобы они просто прикрывали голову. Та же участь постигла и многих заразившихся в 50 и 56 годах, но для нас, переживших болезнь 70 года, последствия оказались серьезнее. Сначала по длине волос можно было определить, болел человек в 70-м или нет, но потом другой препарат с тем же действующим веществом стали выписывать для борьбы с вирусом 72 года, и прическу уже нельзя было истолковать однозначно, да и стричь волосы коротко стало практичнее: не так жарко, и для ухода за ними требуется меньше воды и мыла. Поэтому теперь многие носят короткие стрижки – это дешевле. По длинным волосам можно узнать жителей Четырнадцатой зоны: всем известно, что им достается втрое больше воды, чем нам, хотя по объему государственного водоснабжения наша Восьмая зона на втором месте.

Я начала думать обо всем этом потому, что на прошлой неделе, когда я ждала шаттл, в очередь со мной встал какой-то незнакомый мужчина. Я стояла почти в самом конце и поэтому могла хорошо его разглядеть. Серый комбинезон, похожий на те, которые носит мой муж, – значит, он специалист по техническому обслуживанию на Ферме или даже на Пруду, – легкая нейлоновая куртка, тоже серая, а на голове кепка с большим козырьком.

Последние несколько недель мне было как-то не по себе. С одной стороны, я была счастлива, потому что приближался декабрь, а декабрь – лучший месяц в году: иногда бывает так прохладно, что вечером можно выйти в куртке с капюшоном, и, хотя дождей нет, висящий над домами смог рассеивается, а в магазине появляются овощи и фрукты, которые выращивают только в холодное время года, – например, яблоки и груши. В январе начинаются штормы, а в феврале отмечают Новый год по лунному календарю, и тогда все сотрудники государственных предприятий или исследовательских институтов получают шесть дополнительных талонов в месяц: четыре на крупу и два либо на молочные продукты, либо на овощи и фрукты, по желанию. Мы с мужем обычно складываем наши дополнительные талоны, и на двоих у нас получается восемь на крупу, два на молочные продукты и два на овощи и фрукты. На следующий год после свадьбы, когда муж первый год работал на Ферме, мы купили на лишние талоны немного твердого сыра. Муж завернул его в бумагу и спрятал в дальний угол коридорного шкафа – в самое холодное место в квартире, по его словам, – и сыр не портился довольно долго. Ходили слухи, что на этой неделе могут выделить дополнительный день на купание и стирку – так было два года назад, а в прошлом году стояла засуха и его не давали.

Хотя впереди ждало столько всего, я ловила себя на том, что думаю о записках. Каждую неделю, когда у мужа был свободный вечер, я вытряхивала содержимое из коробки и проверяла, на месте ли они, и они всегда были на месте. Я опять перечитывала их, вертела в руках, поднимала и смотрела их на просвет, потом складывала в конверт и убирала коробку обратно в шкаф.

В то утро я как раз размышляла над записками, когда увидела, что в очередь встал человек в сером комбинезоне. Его присутствие означало, что кто-то из жителей умер или его забрали: чтобы получить возможность поселиться здесь, надо было дождаться, пока кто-нибудь покинет Восьмую зону, а добровольно отсюда не уезжали. Но потом случилось кое-что странное: человек поправил кепку, и из-под нее выскользнула длинная прядь волос, которая упала ему на щеку. Он тут же заправил ее обратно и быстро огляделся, чтобы убедиться, что никто ничего не видел, но все смотрели прямо перед собой: разглядывать других считалось невежливым. Только я видела его, потому что обернулась, хотя он ничего не заметил. Прежде я никогда не встречала мужчин с длинными волосами. Правда, больше всего меня поразило, насколько он похож на моего мужа: тот же цвет кожи, тот же цвет глаз, тот же цвет волос, хотя у мужа они короткие, как и у меня.

Мне еще с самого детства не нравились перемены и не нравилось, когда что-нибудь шло не так, как должно. Когда я была маленькой, дедушка читал мне детективные истории, и они меня пугали – я не понимала, что происходит, там все время что-то менялось, и это мне не нравилось. Но дедушке я об этом не говорила, потому что было ясно, что ему такие истории нравятся, а мне хотелось полюбить то, что он любит. А потом читать детективы запретили, и мне стало незачем притворяться.

Но теперь в моей собственной жизни, прямо как в детективе, появились две загадки: первая – записки, а вторая – человек с длинными волосами, живущий в Восьмой зоне. У меня было такое чувство, будто что-то случилось, а мне никто не сказал, будто существует тайна, которая всем известна, но я никак не могу ее раскрыть. На работе такое повторяется каждый день, но это нормально, потому что я не ученый и у меня нет права знать, что происходит, – я недостаточно образованна и в любом случае не сумею понять происходящее. Но я всегда считала, что понимаю, как устроена жизнь здесь, а теперь начинала бояться, что думать так было ошибкой.

Это дедушка объяснил мне, что такое свободные вечера.

Когда он сказал, что я скоро выйду замуж, я обрадовалась, но в то же время испугалась и поэтому начала ходить по комнате кругами – я так делаю, когда бываю очень счастлива или очень встревожена. Обычно людям неприятно это