– Когда ты это заметила? – спросил он.

– Сегодня вечером, когда пришла домой.

Он вздохнул.

– Я обратилась в инспекцию зоны, чтобы они прислали кого-нибудь посмотреть кран, – сказала я, и он взглянул на меня. – Но прийти этот человек сможет только завтра в 19:00, – продолжала я.

Он перевел глаза на стену и снова вздохнул так тяжело, что его плечи поднялись и опустились.

– Я знаю, что у тебя завтра свободный вечер, – сказала я, и мой голос, наверное, прозвучал испуганно, потому что он опять посмотрел на меня и слегка улыбнулся.

– Не волнуйся, – сказал он. – Сначала я вернусь домой, чтобы побыть с тобой, а потом уйду.

– Хорошо, – сказала я. – Спасибо.

Уже потом я поняла, что он мог бы перенести свой свободный вечер на пятницу. А потом, еще позже, я поняла: раз он хотел уйти в четверг, как обычно, значит, кто-то – тот, кто посылал ему записки, – вероятно, всегда ждет его по четвергам, и теперь ему нужно найти способ сообщить этому человеку, что он опоздает. Но я знала, что он подождет, пока не придет техник: расход воды проверяется каждый месяц, а если превысить норму, придется платить штраф, и это внесут в гражданское досье.

В четверг я сказала доктору Моргану, что у меня течет душ, и попросила разрешения уйти пораньше. Домой я вернулась на семнадцатичасовом шаттле, так что к тому времени, когда пришел муж – в 18:57, как всегда, – я уже готовила ужин.

– Я не опоздал? – спросил он.

– Нет, – сказала я, – никто не приходил.

На всякий случай я приготовила вторую котлету из нутрии, а также ямс и шпинат еще на одну порцию, но когда я спросила мужа, не хочет ли он чего-нибудь съесть, пока мы ждем, он покачал головой.

– А ты поешь сейчас, пока горячее, – сказал он. Нутрия становится жесткой, если не съесть ее сразу.

Я села за стол и принялась вилкой гонять кусочки мяса по тарелке. Муж тоже сел и открыл свою книгу.

– Ты точно не хочешь есть? – спросила я, но он снова покачал головой.

– Нет, спасибо, – сказал он.

Некоторое время мы молчали. Он поерзал на стуле. За ужином мы никогда много не разговаривали, но нас хотя бы объединяло то, что мы садились есть вдвоем. Теперь мы как будто были заключены в стеклянные ящики, стоявшие рядом, и хотя другие люди могли видеть нас, сами мы не видели и не слышали ничего из того, что происходило вокруг, и понятия не имели, как близко находимся друг к другу.

Он снова поерзал на стуле. Перевернул страницу, потом перелистнул ее обратно, перечитывая то, что уже прочел. Посмотрел на часы, и я посмотрела тоже. Было 19:14.

– Да что ж такое, – сказал он. – Где его носит? – И посмотрел на меня. – Никакой записки не оставляли?

– Нет, – сказала я, и муж покачал головой и снова уткнулся в книгу.

Пять минут спустя он поднял глаза.

– Во сколько он должен был прийти? – спросил он.

– В девятнадцать ноль-ноль, – сказала я, и он в очередной раз покачал головой.

Еще несколько минут, и муж окончательно отложил книгу. Мы оба сидели, глядя на бесцветный круглый циферблат часов.

Внезапно он встал.

– Мне надо идти, – сказал он. – Мне давно пора. – Было 19:33.– Я… я должен быть на месте. Я уже опаздываю. – Он посмотрел на меня. – Кобра, если он придет, ты справишься без меня?

Я знала, что он хочет, чтобы я научилась справляться со всем самостоятельно, и вдруг испугалась, как будто мне действительно предстояло говорить с сотрудником инспекции без помощи мужа; на минуту я даже забыла, что никакой сотрудник не придет, что всю эту историю я выдумала, чтобы получить возможность сделать нечто куда более пугающее: проследить за мужем в его свободный вечер.

– Да, – сказала я. – Я справлюсь.

Тогда он улыбнулся одной из своих редких улыбок.

– У тебя все получится, – сказал он. – Ты уже встречалась с техником, он вполне симпатичный. И я сегодня приду домой пораньше, ты еще не успеешь заснуть, хорошо?

– Хорошо, – согласилась я.

– Не нервничай, – сказал он. – Ты знаешь, что делать. – Те же слова говорил мне дедушка: “Ты знаешь, что делать, котенок. Тебе нечего бояться”. Муж снял с крючка куртку. – Спокойной ночи, – сказал он, и дверь за ним захлопнулась.

– Спокойной ночи, – сказала я в закрытую дверь.

Я подождала всего секунд двадцать и вышла из квартиры. Я заранее собрала сумку с вещами, которые могли мне понадобиться: маленький фонарик, блокнот и карандаш, термос с водой на случай, если мне захочется пить, и куртка на случай, если я замерзну, хотя это было маловероятно.

На улице было темно и тепло, но не жарко, и людей оказалось больше обычного. Одни ходили по Площади, другие возвращались домой из магазина. Я сразу заметила мужа: он торопливо шагал на север по Пятой авеню, а потом свернул на запад по Девятой улице, и я последовала за ним. Это был тот же маршрут, которым мы оба каждое утро, хоть и в разное время, ходили к остановке шаттла, и на секунду я подумала, не собирается ли он опять поехать на работу. Но он продолжал идти через Шестую авеню, через Малую восьмерку – мы так называли комплекс высотных башен, которые как будто были отдельным районом внутри Восьмой зоны, – потом через Седьмую авеню, все дальше и дальше.

Ходить так далеко на запад у меня обычно не было необходимости. Восьмая зона тянулась от Новой Первой улицы на юге до Двадцать третьей на севере и от Бродвея на востоке до Восьмой авеню и реки на западе. Формально зона простиралась еще дальше, но десять лет назад значительную часть ее территории за пределами Восьмой авеню затопило во время последнего сильного наводнения. Люди, которые решили остаться там, тоже считались жителями Восьмой зоны, но с каждым годом их становилось все меньше и меньше: их переселяли в другие места, потому что в реке постоянно находили что-нибудь подозрительное, и было непонятно, безопасно ли там оставаться.

Восьмая зона везде одинакова: в ней не должно быть никакой иерархии, и ни одна ее часть не может считаться лучше другой. Так нам говорило правительство. Но люди знали, что на самом деле здесь есть менее привлекательные районы, а есть и более привлекательные – например, тот, где жили мы с мужем. К