что его «очень много в жизни… Чтоб какой-то баланс был». От вопросов на религиозную тему Пелевину «делается неловко. Приходится говорить о божественном, а я вчера водку пил с девушками. Как-то неудобно». Однажды вот так на досуге ему подлили клофелина, после которого он очнулся в «Склифе» – и там врачам удалось его вывести из комы, которая тянулась 16 часов. Он и сам признавался: «Если же говорить о моих действительных недостатках, то я, к сожалению, иногда злоупотребляю алкоголем». Одна девушка написала после похода с Пелевиным в ресторан, что взгляд его не теряет цепкости, даже когда писатель плохо держится на ногах; впрочем, это было давно, летом 1999-го.

О девушках, их красоте и отношениях с ними он вообще говорит убедительно: «Когда красивые девушки думают, что ты умный, они быстрее раздеваются». «Мне кажется, что когда красивая девушка одевается в красивые вещи, она ждет, что ее просто повалят на пол». Еще про это: «Девушки, которых я недотрахал, слали факсы». А одной он сказал: «Какой бы у тебя ни был органайзер, в нем никогда не напишешь: в четверг с одиннадцати до двенадцати – счастье».

Стрижется он коротко, почти наголо, – научился этому в буддийских монастырях в Корее, куда любит ездить. Он «не до конца уверен, что это правильный поступок – здесь родиться в форме человека». «Человек слишком мимолетное существо, чтобы составлять хоть сколько-нибудь серьезные планы или, тем более, заговоры». «Мы в России находимся в состоянии хаоса, и это снимает с нас многие обязательства, которые висят на человеке в нормальном стабильном обществе… У нас есть свобода самоидентификации, чего западный человек лишен». «Очень хороший процесс – потеря координат. Потому что в конце концов человек приходит к тому, что единственная система координат – это он сам». Впрочем: «Надеюсь, что меня в этом нельзя обвинить», – отвечает он, когда его обзывают гуру.

Литературоведение-1: про Пелевина

Пелевина в полный рост исследуют серьезные критики типа Гениса, Роднянской, Немзера и т. п. Вот забавные мнения разных авторов.

…Обычная для пелевинских книг судьба – мгновенный успех у читателя и бешеный отпор критиков… После чтения Пелевина не остается мучительных вопросов типа «что автор хотел сказать». …Пелевин ссылается на Набокова, который сказал, что и у вдохновения есть три составляющие: лень, похоть и тщеславие, и цитирует ахматовское: «Когда б вы знали, из какого сора…»

…Американская критика обходится с Пелевиным куда лучше отечественной. В Америке его сравнивают не только с Булгаковым и Довлатовым, но и с автором легендарной «Уловки-22» Джозефом Хеллером.

…Считают, что он пишет сатиру, но скорее это – басня.

…Представьте себе читателя «Мастера и Маргариты», не только не знающего, но и не желающего ничего знать о христианстве. Абсурд! Однако именно это произошло с пелевинским «Чапаевым».

…Пелевин, взяв фольклорные фигуры «чапаевского цикла» анекдотов, превратил их в персонажей буддийской притчи.

…Советская власть служит ему таким же исходным материалом, как Троя Гомеру или Дублин – Джойсу.

…В поздних фильмах Феллини самое интересное происходит в глубине кадра – действия на переднем и заднем плане развиваются независимо друг от друга. К такому же приему, требующему от читателя повышенной читательской алертности, прибегает и Пелевин. Важная странность его прозы заключается в том, что он упрямо вытесняет на повествовательную периферию центральную идею, концептуальную квинтэссенцию своих произведений. Обо всем по-настоящему серьезном здесь говорится вскользь. Смысл происходящего раскрывается всегда неожиданно, невпопад. Наиболее существенные мысли доносят репродуктор на стене, обрывок армейской газеты, цитата из пропагандистской листовки, речь парторга на собрании. Так, в рассказе «Вести из Непала» заводской репродуктор бодрым комсомольским языком пересказывает тибетскую «Книгу мертвых»: «Современная наука установила, что сущностью греха является забвение Бога, а сущностью воздушных мытарств является бесконечное движение по суживающейся спирали к точке подлинной смерти. Умереть не так просто, как это кажется кое-кому…»

…Владимир Орлов, автор «Альтиста Данилова», еще до того как широкие слои российской интеллигенции познакомились с Андреевым и Кастанедой, вспомнил о Данте и построил свой многоэтажный демонический мир, называемый «Девятью слоями».

…Телеведущий Соловьев как-то сказал, что некто может нечто совершить «накурившись наркотиков или начитавшись Пелевина».

…Наркотики освобождают подсознание от цензуры рассудка и порождают неконтролируемый поток образов. У Пелевина ни о какой бесконтрольности не может быть речи. Всякий образ у него имеет литературный источник, а всякая связь образов продуманно концептуальна.

…Читая Пелевина, мы ощущаем рядом с собой четко действующий рассудок, который нанизывает на логичные схемы притчи, аллегории и якобы галлюцинаторные образы. Сочетание галлюцинаций, снов и трезвого рассудка чрезвычайно роднит Пелевина с Гессе – вообще надо заметить, что композиция последних романов Пелевина немного напоминает произведения Гессе, особенно «Степного волка».

…Пелевин, Акунин и Мураками успешно заполняют «лакуну» между серьезной и массовой литературой.

…Грубо говоря, место, занимаемое Пелевиным в современной русской литературе, сопоставимо с тем, которое принадлежит Мураками в литературе сегодняшней Японии. Оба они являются посредниками, перекидывающими мостик через пропасть, разделяющую серьезную и массовую литературу.

…очевидно, что структура романа Мураками сходна с композицией пелевинского «Чапаева и Пустоты». В романе Пелевина точно так же имеются два мира, чередующиеся по главам. Сходство между романами является, конечно же, случайным. Пелевин никоим образом не мог прочитать роман Мураками перед написанием «Чапаева и Пустоты», поскольку этот роман Мураками никогда не переводился на русский язык (а на известный Пелевину английский? Да вдруг он на досуге и японский выучил, почему нет? – И. С.). Однако совпадение между ними остается весьма примечательным, потому что оно указывает на общность позиций и предпочтений авторов. Они оба испытывают интерес к описанию параллельных миров, этому излюбленному средству жанра фэнтези.

…В своем эссе, написанном для японского литературного журнала «Синтё», Пелевин рассказывает об одной необычной игре, в которую ему случалось играть в юности: надо было придумывать японские стихотворения на русском языке, выдавая их за перевод с японских оригиналов, которых в действительности просто не существовало. Такая постмодернистская игра характерна для творчества Пелевина в целом.

…В эпоху разложения какого-нибудь жанра он из центра перемещается в периферию, а на его место из мелочей литературы, из ее задворок и низин вплывает в центр новое явление (это и есть явление «канонизации младших жанров, о котором говорит Виктор Шкловский). Так стал бульварным авантюрный роман, так становится сейчас бульварною психологическая повесть.

(Последняя цитата – из статьи Юрия Тынянова «Литературный факт», которую кто-то из критиков процитировал в связи с Пелевиным.)

Литературоведение-2: сам Пелевин

…Это книга о поколении, которое думало, что выбирало пепси, а на самом деле выбрало пиздец.

…По телевизору между тем показывали те же самые хари, от которых всех тошнило последние двадцать лет.