расположенных в прериях и ставших перед Первой мировой войной центром экономического подъема, была очень неустойчивой. После войны цены на пшеницу резко упали, но это падение было отчасти компенсировано выросшими урожаями; в то же время сельскохозяйственные издержки быстро выросли. Покупательная способность фермеров в первой половине 1920-х гг. снизилась на 50 %, но затем она снова выросла, и до катастрофы 1929 г. сельское хозяйство оставалось вполне прибыльным. В течение этого периода фермеры несли на себе груз фиксированных цен, что сделало их чрезвычайно уязвимыми, когда рынки обвалились: финансирование строительства дорог, школ и других насущных потребностей в плохо развитых районах требовало высоких налогов; после прекращения почти бесплатного распределения участков[380] поселенцам цены на землю стали расти, трактора, сепараторы и молотилки стоили очень дорого. В 1926–1931 гг. количество тракторов на фермах прерий увеличилось с 50 до 82 тыс., уборочных комбайнов — с нуля до 9 тыс. и грузовиков — с 6 до 22 тыс. штук. Эти машины были не просто удобными — они были необходимы, так как с их помощью можно было обрабатывать большую территорию и, следовательно, получать более высокую прибыль. Этому же способствовали новые, более урожайные сорта пшеницы, а открытие пароходного сообщения по Панамскому каналу обеспечивало более дешевые перевозки. Но увеличение парка сельскохозяйственных машин и укрупнение ферм часто означало увеличение затрат и долгов.

Эти накапливавшиеся проблемы были отчасти замаскированы очевидным процветанием конца 1920-х гг. Сельское хозяйство прерий внесло свой вклад в этот экономический подъем, поскольку в мире вырос спрос на зерновые и доля Канады на этом рынке возросла. Нужно также учитывать тот факт, что Европа и Советский Союз очень медленно выходили на довоенный уровень производства сельскохозяйственной продукции. В эти годы расширился ареал сельскохозяйственного производства и возобновилась иммиграция, дойдя до реки Пис-Ривер и других районов на севере Альберты и Британской Колумбии. В экономике прерий также произошла некоторая диверсификация: в Манитобе и Британской Колумбии начали строить гидроэлектростанции, в Альберте приступили к добыче сырой нефти. Возобновилось железнодорожное строительство, включая завершение вызвавшей много споров ветки до Гудзонова залива. Однако основой жизни прерий оставалось сельское хозяйство.

Ставшие промышленными центрами провинций Онтарио и Квебек значительно выиграли от роста спроса в военные годы. После войны этот рост продолжался. В списке ведущих статей экспорта после пшеницы и муки шли газетная бумага и древесная масса, цветные металлы и золото, существенная часть которых поставлялась из недавно заселенных районов двух центральных провинций, а также из Британской Колумбии. Кроме того, объем выпускаемой продукции увеличила обрабатывающая промышленность Центральной Канады — здесь лидировали целлюлоза и бумага, пиломатериалы, сельскохозяйственная техника, прокатные станы и сталеплавильные печи, хотя к 1929 г. также существенно возросла роль производства цветных металлов, металлопроката и электротоваров. По-прежнему большое значение имело производство автомобилей, резины и фасованного мяса. В основе промышленного роста в Центральной Канаде лежали низкие цены на энергоносители, что сделало возможным производство алюминия в районе реки Сагеней[381] и никеля в городе Садбери (провинция Онтарио). Как и раньше, Квебек сильно зависел от тех отраслей промышленности, в которых использовались большие объемы сырья, а также от тех, которые требовали значительных трудовых ресурсов, таких как текстильная и кожевенная промышленность. В отличие от Квебека промышленность Онтарио становилась все более специализированной и разнообразной, осваивая производство автомобилей и запасных частей к ним, электрических приборов и инструментов.

Экономический рост 1920-х гг., особенно во второй половине этого десятилетия, вновь сопровождался развитием городов и ростом их населения. По данным переписи 1921 г., за 10 лет население Канады выросло почти на 22 %, достигнув цифры 8 787 749 человек. Еще через 10 лет произошел очередной скачок на 18 %, и население страны перевалило за 10 млн человек. Впрочем, население главных городов росло еще быстрее: Монреаля — на 38 %, Торонто — на 32 %, Ванкувера — на 48 % и Виннипега — на 24 %. Тот факт, что население Виннипега отставало в своем росте от населения Ванкувера, говорит о многом. Не менее важным был и рост центра автомобильной промышленности — города Виндзора в южной части Онтарио, его население в 1920-х гг. увеличилось на 56 %. В противоположность этому города Приморских провинций практически не росли, что являлось отражением экономического застоя в регионе.

Таким образом, экономика всех регионов страны, за исключением Приморских провинций, вступила в послевоенный период без каких-либо крупных потрясений. Однако в некоторых секторах ощущались серьезные проблемы, вызванные большим долгом и зависимостью от зачастую непредсказуемого международного рынка. Действительно, именно в открытости канадской экономики коренились как ее сильные стороны, так и ее слабости. Эти качества — открытость и изменчивая природа — проявились в 1926 г., когда Соединенные Штаты заменили Великобританию в качестве крупнейшего иностранного инвестора Канады. Менее заметным был переход от долгов по облигациям в железнодорожном транспорте и промышленном производстве к прямым инвестициям в горнодобывающую промышленность, производство целлюлозы и бумаги, бензина, а также в другие отрасли, сопряженные с высоким риском при добыче природных ресурсов. Долг по облигациям представлял собой подлежащий выплате заем, прямые инвестиции означали собственность. Канада не стала менее зависимой от иностранных денег, чем это было в прошлом, но изменившиеся условия инвестирования постепенно все больше и больше втягивали этот британский доминион в сферу влияния Соединенных Штатов.

Необычная политика

Конец Первой мировой войны существенно изменил политическую жизнь Канады. И юнионисты, и либералы стояли перед необходимостью перегруппировки и реорганизации своих сил. В начале 1919 г. скончался сэр Уилфрид Лорье. Он оставил партию, раздираемую противоречиями военного времени, и не оставил очевидного преемника. Чтобы обрести его, либералы созвали свой первый в истории страны съезд по выбору лидера партии. В августе делегаты собрались в Оттаве и выбрали молодого Уильяма Лайона Маккензи Кинга, предпочтя его пожилому У.С. Филдингу. У.Л. Маккензи Кинг был солидарен с Лорье по вопросу всеобщей воинской повинности, а Филдинг — нет, и квебекские делегаты это запомнили. Казалось, Маккензи Кинг принадлежал к поколению нового века — он имел докторскую степень по политической экономии, сделал успешную карьеру на государственной службе, был специалистом в области урегулирования трудовых конфликтов в промышленности. Политический опыт Маккензи Кинга был небольшим — он проработал менее трех лет в последнем кабинете Лорье и несколько лет находился на организационной работе. Но у него было острое политическое чутье, безмерные амбиции и мощное ощущение своего предназначения. Маккензи Кинг верил, что у него есть божественное призвание к политическому лидерству, и никогда не забывал, что приходится внуком Уильяму Лайону Маккензи, лидеру инсургентов 1837 г. Всегда осторожный и скромный, Маккензи Кинг в результате своего христианского воспитания и общения с сэром Уилфридом Лорье усвоил, что ключом к успеху в канадской политике