были вскоре стать главенствующими в современном искусстве. Очаровательные полотна на пасторальные темы Горацио Уокера, Хомера Уотсона, Мориса Каллена и Кларенса Ганьона свидетельствовали о том, что новые течения обходили стороной канадскую живопись. Гений Озиаса Ледюка, проявившийся как в росписи церквей, так и — гораздо сильнее — в натюрмортах, оставался почти незамеченным. Постимпрессионистские пейзажи Джеймса У. Морриса, жившего и работавшего в добровольном изгнании во Франции, не вызывали большого интереса. Однако после 1910 г. в канадской живописи появились признаки тех новых тенденций, которые будут доминировать в послевоенные годы. Том Томсон, А.Я. Джексон и Лорен Харрис нашли новый образ канадской природы. На смену пасторальному романтизму предыдущего поколения пришли яркие краски и причудливые формы. Эти художники считали, что для изображения природы смелой и сильной новой нации нужно как раз такое смелое и сильное искусство. Тем не менее на их картинах возникали главным образом места, которые находились далеко от новых городских и промышленных центров. Их привлекали залив Джорджиан-Бей, Алгонкинский провинциальный парк[377] и Алгома[378]. Подобно тому как сотни преуспевающих горожан каждое лето устремлялись на север, где они селились в лагерях и коттеджах, чтобы совершить пешие прогулки, пойти в горы и поплавать под парусом вдали от напряженной городской жизни, эти новые художники видели квинтэссенцию духа новой Канады в дикой природе. Новое общество казалось им слишком беспокойным и материалистичным. В 1910 г. А.Я. Джексон так выразил свою тревогу по поводу кардинальных изменений, происходивших тогда в Канаде:

«Настанет день, когда сельскохозяйственный рабочий придет на работу и начнет свой день, отбив время прихода по часам “Фарм Продактс Компани Лимитед"; после этого он будет поворачивать рычаги и нажимать кнопки. Уже сегодня нет больше романтических доярок, и коров доят автоматические доильные аппараты. Усталый пахарь уже не бредет домой — его заменил бензиновый плуг, вспахивающий девять борозд за раз. И мне не понять, как все это может вызывать хоть какое-то чувство у художника. Представьте себе большие круглые кучевые облака, которые скапливаются летом на горизонте и выглядят так волшебно и спокойно. А теперь представьте, как самолеты и дирижабли, летящие со скоростью 90 миль в час, врезаются в них и размазывают по всему небу как масло по куску хлеба».

Художники, привнесшие в канадскую живопись значительную модернистскую тенденцию и отошедшие от копирования действительности, испытывали тоску по прошлому и тем не менее оставались патриотами. Возможно, именно это объясняет, почему живопись этого направления после короткой борьбы с традиционными вкусами быстро заняла ведущее положение в канадском изобразительном искусстве.

До Первой мировой войны научные, медицинские и технологические исследования проводились в основном в университетах. Исследования в области сельского хозяйства велись с 1880-х гг. на экспериментальных станциях, а созданная в 1909 г. Комиссия по сохранению людских и природных ресурсов (Conservation Commission) осуществляла надзор в самых разных сферах, от выращивания устриц и возобновления лесонасаждений до городского планирования. Однако война убедила политиков в том, что значимость науки и технологий такова, что они требуют более централизованного и скоординированного подхода. Это привело к созданию в 1916 г. Национального научноисследовательского совета (ННИС — National Research Council). Это федеральное учреждение несло ответственность за материальнопроизводственное снабжение и финансирование научных разработок в университетах. И только в 1928 г. Генри Маршаллу Тори (президенту этого совета в 1923–1935 гг.) удалось добиться создания в Оттаве национальной лаборатории, где состоявшие в ее штате ученые могли проводить фундаментальные и прикладные исследования.

И тем не менее самое значительно достижение Канады в области науки свершилось не в рамках ННИС, а в плохо оборудованных лабораториях медицинского факультета Университета Торонто. Это было открытие инсулина, сделанное в 1921–1922 гг. группой ученых в составе Фредерика Бантинга, Чарльза Беста, Джеймса Б. Коллипа и Дж. Дж. Р. Мак-леода[379]. Идея использования инсулина как средства контроля уровня сахара в крови принадлежала Бантингу, и в 1923 г. он вместе с доктором Маклеодом получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине. Но поскольку Бантинг не признавал тот вклад, который сделали в это открытие Маклеод и Коллип, он решил разделить полученные деньги с Бестом. Пройдет много времени, прежде чем Канада снова достигнет подобного международного признания в области науки.

Двадцатые годы — десятилетие иллюзий

1920-е годы в Канаде, так же как и везде, были периодом оптимизма и надежд, закончившимся крушением иллюзий и экономическим кризисом. Причинами этого кризиса были политическая нестабильность и неравномерное экономическое развитие в течение первого послевоенного десятилетия. И все же именно в это десятилетие страна обрела новое место на международной арене и в мире культуры.

Порожденный войной большой спрос на канадскую продукцию способствовал подъему, продолжавшемуся в большинстве отраслей и в 1920-х гг. Сравнительно дешевые кредиты, ставшие доступными сразу после войны, и потребительская лихорадка, во время которой канадцы скупали товары, являвшиеся во время войны дефицитом, породили высокую инфляцию. Но этот пузырь быстро лопнул. К 1922 г. объем национальной экономики значительно сократился, а безработица резко выросла. Падение цен особенно сильно ощущалось в сельскохозяйственном секторе, где цены на пшеницу, например, в период с 1920 по 1922 г. упали на 60 %. Резко снизились также цены на пиломатериалы, рыбу, железо и сталь. Больше всего от этого пострадали Приморские провинции и прерии.

В некоторых районах Приморских провинций, особенно в Галифаксе, военные годы были отмечены небывалым процветанием, хотя и весь регион в целом получал выгоду от возобновившейся экспортной торговли. Даже трагический взрыв в Галифаксе имел свою позитивную сторону, так как он привел к росту строительной активности. Однако после 1920 г. текущие показатели буквально во всех сферах производства резко снизились, и эта кризисная тенденция продолжалась до 1925 г. Особенно сильно сократились продажи угля и железа, что привело к высокой безработице на острове Кейп-Бретон. В 1920-х гг. там постоянно случались конфликты с забастовками, локаутами, штрейкбрехерством и привлечением милиции для предотвращения насилия. В Атлантических провинциях, как нигде в Канаде, экономическая реорганизация была очень трудной; на долю этих провинций не выпало даже тех эпизодических периодов процветания, которые случались в других частях страны. Увеличение стоимости фрахта морских перевозок, слияние Межколониальной железной дороги с Канадской национальной железной дорогой («Кэнэдиэн Нэшнл») и перемещение части железнодорожной инфраструктуры из Приморских провинций в Центральную Канаду — все это имело пагубное влияние на восточные провинции. Доступ на зарубежные рынки сократился, а изменения в транспортной системе сделали доступ в Центральную Канаду более дорогостоящим. В этих жестких экономических условиях развернулось бурное движение за «права Приморских провинций», которое стало главным в их политической жизни в 1920-е гг.

В первые послевоенные годы экономическая ситуация в провинциях,