поместье, которое он намеревался купить. Еще три таких удачных года, решил он, и ему будет достаточно. Обидно, конечно, что не удалось захватить корабль O’Флинна на реке Руфиджи, – это на целый год приблизило бы день его отъезда. Вспоминая об этом эпизоде, Флейшер испытывал такой прилив злости, что успокаивал себя только тем, что в каждой деревне, куда он являлся с визитом, удваивал налог на жилье. Это всегда вызывало жуткие вопли старейшины деревни, и тогда Герман мигал сержанту, и тот быстренько вытаскивал из седельной сумки веревку.

– О прекрасный, о пышнотелый Самец Слона, – торопливо проговорил старейшина очередной деревни, который мгновенно отрешился от прежних мыслей. – Если ты подождешь хотя бы немного, я принесу тебе деньги. У нас найдется новая хижина, в ней еще нет ни блох, ни вшей, там ты сможешь дать покой своему красивому телу, а я пришлю к тебе юную девушку, а с ней и пива, чтобы ты утолил свою жажду.

– Хорошо, – согласился Герман. – А пока я отдыхаю, мои аскари побудут с тобой.

Он кивнул сержанту, чтобы тот связал старейшину, а сам заковылял в отведенную ему хижину.

Старейшина послал двоих своих сыновей в лес, чтобы те копали под неким деревом, и через час они со скорбными лицами вернулись, притащив с собой тяжелый кожаный мешок.

Герман Флейшер с довольным видом написал официальную расписку в получении суммы, составляющей девяносто процентов содержимого мешка – себе он оставил только десять процентов комиссионного сбора, – и старейшина, который по-немецки, разумеется, читать не умел, с благодарностью принял ее: у него словно гора свалилась с плеч.

– Я останусь в вашей деревне на ночь, – объявил ему Герман. – Готовить еду пришли мне ту же девчонку.

Гонец с юга прибыл ночью и обеспокоил Германа Флейшера в самый неподходящий момент. Но новость, что он принес, обеспокоила его еще больше. Выслушав описание нового германского комиссара, исполнявшего работу Германа в южной провинции и между делом стрелявшего дичь, он сразу узнал того юного англичанина, которого в последний раз видел на палубе каботажного судна в дельте реки Руфиджи.

Оставив основную часть своей свиты, включая носильщиков сундука с собранным налогом, и приказав следовать за ним с максимальной скоростью, уже в полночь Герман влез на своего белого ослика и, взяв с собой только десятерых аскари, двинулся на разведку.

Через пять ночей, в час предрассветной тишины, когда Герман стоял лагерем на берегу реки Рувума, его разбудил сержант.

– В чем дело? – сердито спросил его усталый Герман, потом сел и приподнял край противомоскитной сетки.

– Мы слышали выстрел. Но только один.

– Где? – спросил мгновенно отбросивший сон Герман и потянулся к обуви.

– С юга, со стороны деревни М’топо на Рувуме.

Полностью одевшись, Флейшер тревожно ждал и, навострив уши, прислушивался к каждому звуку тихой африканской ночи.

– Ты точно уверен… – начал было он, повернувшись к сержанту, но закончить вопрос не успел.

Едва слышно, но совершенно безошибочно до их ушей донеслось «паф, паф, паф» далекой винтовки, потом пауза и еще один выстрел.

– Сворачивать лагерь! – взревел комиссар. – Раш! Ну ты, черная нехристь! Раш!

Когда они добрались до деревни М’топо, солнце стояло уже высоко. Они подошли к ней сквозь высокие заросли проса, скрывавшие их приближение. Герман Флейшер не сразу поставил своих аскари в цепь, чтобы сомкнуть кольцо вокруг группы хижин, но, достигнув внешней границы деревни, снова остановился, с изумлением глядя на необычайное действо, которое разыгрывалось на открытой площади деревни.

Тесная кучка полуголых людей, облепившая останки слона, совершенно не ведала о присутствии Флейшера, пока он наконец не набрал полные легкие воздуха и не взревел, покрывая всеобщий шум криков и смеха. В одно мгновение все сборище умолкло, наступила мертвая тишина, и все головы повернулись в сторону комиссара, выпучив на него глаза, полные недоверчивого, изумленного ужаса.

– Бвана Интамбу, – нарушил тишину наконец чей-то тихий голос. – Господин Веревка.

Все они слишком хорошо знали этого человека.

– Что у вас тут… – начал было Герман и вдруг от возмущения разинул рот, заметив в толпе совершенно незнакомого ему черного человека, полностью обмундированного в военную форму аскари. – Эй, ты! – закричал он, вытянув в его сторону палец, но этот человек быстро повернулся, юркнул в толпу и пропал за стеной перемазанных кровью черных тел. – Схватить его! – крикнул Герман и стал нашаривать кобуру пистолета.

Тут в глаза ему бросилось какое-то движение, он повернулся и увидел еще одного убегающего прочь между хижинами псевдо-аскари.

– Вон там еще один! Взять его! Сержант, сержант, быстро ко мне со своими людьми!

Первое потрясение, заставившее всех застыть на месте, прошло, и толпа стала быстро рассеиваться, жители бросились кто куда. И снова Герман Флейшер разинул от возмущения рот, когда в первый раз увидел эту фигуру, сидящую на резном табурете с другой стороны площади. Она была наряжена в диковинную военную форму ярко-синего цвета, правда в пятнах, оставленных за время долгих походов, обшитую золотыми галунами. Ноги этого клоуна были обуты в высокие сапоги со шпорами, а голова покрыта форменным шлемом одного из прославленных прусских полков.

– Англичанин!

Несмотря на костюм, Флейшер узнал этого человека. Ему наконец удалось отстегнуть клапан кобуры, и он выхватил свой пистолет системы Люгера.

– Англичанин! – повторил он это оскорбительное слово и поднял пистолет.

Сообразив, что дела приняли непредвиденный оборот, Себастьян ошарашенно смотрел на немца, однако, когда Герман продемонстрировал ему рабочую часть своего «люгера», понял, что сейчас самое время раскланяться, и проворно вскочил на ноги. Правда, на этот раз у него снова сцепились шпоры, и он перелетел через скамеечку и шлепнулся назад. И пуля, не задев его, просвистела там, где он только что стоял.

– Черт побери! – выругался Герман и снова выстрелил, и следующая пуля выбила из тяжелой скамеечки, за которой лежал Себастьян, пучок щепок.

Вторая неудача подняла в груди Германа Флейшера волну неистовой, слепой ярости, которая помешала ему хорошенько прицелиться, и следующие две пули тоже просвистели мимо, а Себастьян на четвереньках быстренько скрылся за ближайшей хижиной.

Оказавшись позади хижины, он вскочил на ноги и дал стрекача. Главное теперь – удрать из деревни и скрыться в лесу. В ушах его прозвучал голос Флинна О’Флинна: «Двигай к реке. При малейшей опасности беги к реке».

Эта мысль так завладела им, что когда он обегал очередную хижину, то не смог вовремя притормозить и на всем бегу врезался в одного из аскари Германа Флейшера, который двигался в противоположном направлении. Оба свалились на землю, и стальной шлем Себастьяна сдвинулся ему на глаза. Пытаясь принять сидячее положение, он снял шлем