Шрифт:
Закладка:
– Я ведь так и не сказала тебе спасибо.
– За что? – заметно удивилась Далила. Непонятно было, на меня она смотрит или нет.
– За все. Этот год во всех смыслах так меня искалечил, но ты все равно меня не бросила. – Я говорила от чистого сердца, не брюзжала, как прежде, и слова от этого ощущались чуждыми.
В душе поднялся нездоровый стыд при мысли, как она обо мне заботилась, как меня, беспомощную, приходилось купать и кормить с ложки – и, очевидно, подмывать, когда справлю нужду… Я поморщилась.
– Нора, ты что? Я тебя поцарапала? – Далила как бы в некоем трансе оглядела ножницы.
Я посмеялась. До чего же она милая.
– Все хорошо. – Я была без протезов, поэтому опустила ее прелестные руки левой культей. – Лучше не бывает. Честное слово. И без тебя я вряд ли бы здесь оказалась. – Остатки твердого ума подсказывали, что дома, в мире смертных, откровенности, как сейчас на утесе, от меня уже не добиться никому и никогда.
Я понурилась.
– Спасибо за то, что помогала. От всей души спасибо. И прости за резкости с моей стороны. Я очень боюсь опять стать той сварливой Норой, когда вернемся из этого необычайного края. Если все-таки стану, прошу, не обижайся.
Она с улыбкой кивнула, и глаза ее покрылись влажным блеском.
– Очень рада, что у тебя все наладилось.
Я бросила взгляд на обсидиановые протезы вдоль стены.
– Есть еще просьба.
– Слушаю?
– Поможешь мне сжиться с новым телом?
Она усмехнулась.
– А разве еще не ясно?
* * *
Когда восторг от наличия новых конечностей иссяк, ему на смену пришел зуд нетерпения: хотелось побыстрее их освоить. Я не упускала ни единой возможности надеть протезы, раз за разом мучаясь оттого, как они ввинчиваются в плоть.
Осваивать протезы я начала с левого локтевого, сидя на стуле. Трое его собратьев ждали рядком в стороне, когда я созрею взяться и за них.
Прежде я принялась перебирать маленькие предметы. Нужно хотя бы научиться их держать – однако чем дальше, тем труднее казалась задача. Мелочь то выскальзывала из пальцев, то ломалась в непривычной хватке. Все, что я трогала, сжимала, прощупывала, ощущалось так непонятно, отстраненно.
Затем я присоединила правую руку и попробовала работать сразу обеими. Пошевелила кистями так и сяк, чтобы затем согнуть пальцы совсем чуть-чуть. С двумя руками совладать не так-то просто!
Скованная в движениях, правая оттягивала плечо, зато стоило ее примкнуть, чешуйки тут же начинали трепетать, а в груди нарастало тепло. Так протез накапливал дополнительную мощь, чтобы вложить ее в удар.
Однако если армия чему и учит, то это что проку от голой силы немного, особенно если она неуклюжа и бьет мимо.
По просьбе Далилы мне соорудили поручни, чтобы быстрее освоить ходьбу. За это спасибо зерубу-лису по имени Филакс, пребывавшему в этой резиденции, можно сказать, управителем.
* * *
Я похаживала в тесном внутреннем дворике, неторопливо переставляя одну ногу за другой. Никак было не отделаться от чувства, словно конечности принадлежат кому-то другому. Что неожиданно, сам утес помогал мне восстанавливаться. Погруженный, казалось, в подобие невесомости, как в водную толщу, и объятый гипнотической аурой, вводящей мозг в сонный транс, он сам побуждал меня упражняться, хотя нимало не облегчал тягот.
Левая нога шагала довольно легко, сгибаясь в колене как должно – лишь лодыжке недоставало естественной подвижности: опускалась она неловко, исключительно под силой тяготения.
Правую же ногу приходилось буквально за собой подволакивать.
Вместо привычной человеческой походки получался скорее шаг вприпрыжку. Тяжкий вес протеза я не поднимала мышцами, как следовало бы, а перекидывала поворотом бедер, которые от этой трущей и давящей обсидиановой громадины ломило и сводило судорогой.
Так я и ковыляла, сняв руки, чтобы ничто не мешало сосредоточиться на ходьбе и выискивать пригодный для себя ритм.
Шаг, второй, третий – так я неотступно двигалась к цели. Временами все же решалась на передышку, не представляя, час ли минул или только пятнадцать минут. Далила научилась обуздывать беспокойство и наблюдала за моими медленными и мучительными успехами в одобрительном молчании. Все ближе я подбиралась к тому, чтобы новое тело стало-таки родным.
Со стороны наверняка казалось, что ведет меня чистая, непримиримая сила воли, но на деле же с каждым шагом, всякий раз перехватывая цепкими металлическими руками перила, я рисовала в голове лишь одно: как добиваюсь возмездия.
Глава семидесятая
Нора
Из хитоньего царства мало кто известен людям, но вот про Кьелизира, рыцаря-шершня, вся Минитрия наслышана. Среди самых свирепых воинов он – первый! Этакий человекоподобный шершень, злобный, под стать обличью, Кьелезир пронзает врагов своих рапирой.
– Предания о Дюране
И вот настал черед нам отбыть с утеса Морниар.
Во внутренние дела Владык мы, гости Иеваруса, посвящены не были. Далиле позволили встретиться всего с двумя местными обитателями, пока меня потрошили и пересобирали по их усмотрению.
Белый Ястреб и Хакен остались на утесе, все остальные же покинули этот край высших созданий. Возвращались в жизнь постоянство и ясность мысли.
Я воспользовалась мгновением, чтобы полюбоваться одним из протезов. В его поверхности мерцало искаженное отражение восходящего солнца. Каждая из пластинок с ноготь, что сейчас трепетали, были сделаны из дробленой драконьей чешуи.
Вол’тар… Я воображала эту сокрушительную бестию, его мощь и все прочее, на что хватало фантазии. Что любопытно, казалось, я в долгу перед закованным в цепи драконом, однако если даже и добиться с ним свидания, то предложить от себя в благодарность, кроме жизни, мне все равно нечего.
Чем ближе становилась земля, тем яснее я видела, как Эрефиэля распирает от желания поговорить, и тем старательнее этого избегала.
В последний раз я предстала ему беспомощной калекой без рук и ног, которую катят на коляске. Не хотелось, чтобы он видел во мне убогую и думал, будто я нуждаюсь в защите и спасении.
Изо дня в день, из часа в час меня двигала вперед бушующая ярость, что ныне облеклась в форму золотого сердца и перекачивала по венам огонь. Некогда было даже перевести дух и уложить происходящее в голове.
Впрочем, казалось, стоит хоть на миг дать слабину и попытаться осмыслить то, как преобразил этот год мои тело и дух, груз дум свалит меня с ног и уже не позволит подняться.
Остался за спиной утес Морниар