интересуясь некоторыми деталями моего доклада, планами и таблицами, свидетельствовало, что мой доклад не совсем заурядный. Товарищи уверяли, что все было интересно, и все слушали с большим вниманием. Все-таки на душе неприятный осадок от начальственного замечания остался.

Между тем, время бежало, и наступила весна 1888 года. Все выпускные (они же и переводные на дополнительный курс) экзамены шли своим порядком. Настала очередь и третьей темы, самой важной в ряду всех наших академических занятий, а потому имеющей решающее значение в вопросе об окончании успешно академии. Мне выпало на долю разработать тему «План действий отдельного корпуса из всех родов оружия, оперирующего против австро-венгерских сил, сосредоточенных у Ченстохова».

На эту тему был дан один месяц. Не отвлекаясь больше чтением лекций, мы, выпускные, дни и ночи напролет проводили за этой сложной и ответственной работой, требовавшей большой потери времени для собирания в главном штабе необходимых сведений, а затем упорного физического труда на вычерчивание карты района действий корпуса, планов и остальных чертежей к ним; наконец, на собственноручное переписывание всей работы начисто со своих черновых рукописей и набросков. С некоторыми в эти дни и ночи происходили иногда и очень тягостные инциденты. Так, напр[имер], у одного из товарищей на прекрасно вычерченную карту общего района действий, потребовавшую большой затраты времени и труда, жена его случайно поставила впотьмах керосиновую лампу, оказавшуюся неисправной; керосином более половины карты было испорчено. Пришлось перечертить все наново, с огромным напряжением сил и зрения. При переписке бывали разные неприятности, затягивавшие всю работу, так как она велась ночью при большом утомлении. Некоторые просто не смогли единолично и собственноручно совладать с той массой разнообразных дополнительных работ к сути данной темы. Здесь-то и нужна была помощь младших товарищей для подбора материалов, составления статистических таблиц, фортификационных расчетов и прочее. Но утверждаю, что, в общем, каждый из нас самым добросовестным образом трудился над своей темой: все в ней существенное выполнялось самостоятельно и собственноручно слушателями академии.

У меня лично уже был раньше некоторый опыт такого характера работы и даже отчасти стаж (напр[имер], участие в «Истории войн в Закаспийском крае», доклады в Императорском] Р[усском] Географическом] Об[щест]ве и проч.). Со своей работой я поэтому справился сам лично, так как самолюбие и самомнение не допускали меня просить у кого-либо из товарищей помощи, особенно, от младших по курсу.

Защита этих стратегического и секретного характера тем проходила лишь в присутствии комиссии профессоров (представителей разных отделов военного искусства) и своих товарищей-однокурсников. Генерал Драгомиров теперь постоянно возглавлял комиссию.

Всю работу третьей темы я сдал точно в указанный день и час в канцелярию академии полковнику Плеве. Больше недели она ходила по рукам профессоров, причем каждый по своему отделу помечал на рукописи недочеты и свое мнение о работе. В назначенный по расписанию лень, в 10 ч. утра весною 1888 года в присутствии комиссии я сделал в течение 10 минут краткий оперативный «доклад начальника штаба отдельно действующего корпуса». После доклада начался разбор по отделам всей работы. На общей карте я не показал, куда впадает река Варта, а оборвал ее рамкой карты; на каком-то из планов забыл показать стрелкой страны света; в статистических таблицах в одном месте не сошлись цифры. Но, в общем, работа[была] признана всеми добросовестной. Начальник академии сделал замечание о важности стрелки и масштаба в военных картах, остроумно назвав отсутствие стрелки или масштаба «несоблюдением воинской вежливости». От всех этих замечаний я чувствовал себя скверно. Но испытание окончилось. За вторую тему мне выставили отметку и баллов, а за третью (стратегическую) – только 10. Этой темой, так же, как и выпускными весенними экзаменами, заканчивались все наши теоретические занятия.

Окончательно перешедшими на дополнительный курс оказалось только зо человек. Теперь нам предстояли чисто практические полевые работы: полуинструментальные и глазомерные съемки и так называемые полевые поездки.

Мы скоро отправились из столицы в ее окрестности, где нас разбросали довольно широко для съемок небольшими группами. Дачники относились к нам, уже оканчивающим академию, с большим вниманием и сочувствием. С благодарностью вспоминаю гостеприимство владельца богатого барского имения г-на Платонова, безвыездно и много лет проживающего в своем благоустроенном доме. Он не только предоставил нам отличное помещение в одном из своих хозяйственных домиков, но и прислал нам своего повара с провизией, чтобы тот на месте готовил нам завтрак и обед, так как нам слишком далеко было с участков работы ходить обедать в барскую усадьбу, а времени мы тратить не могли ни минуты.

Съемки прошли благополучно. Начались полевые поездки. Весь курс был разбит на маленькие группы (4 или 5 человек); каждую возглавлял ответственный руководитель из штаб-офицеров Генерального штаба. На работу с утра мы выезжали верхом, для чего от гвардейской кавалерии в каждую группу было назначено необходимое число верховых лошадей и ординарцев. Руководитель в поле объяснял общее положение для предположенных работ, а затем каждому указывал его специальную работу. Нужно было произвести рекогносцировку, снять глазомерной съемкой план местности, решив задачу на местности и нанести ее на план; выполнить и все приложения к съемке, и письменные распоряжения боевого характера: диспозиции для движения, охраны на месте, занятия позиции, обороны на ней или атаки противника. На выполнение всей работы давалось по расчету столько времени, сколько потребовалось бы его в действительном бою. К вечеру руководитель поверял всю работу. Кроме того, он давал каждому и летучие задания, требующие немедленного исполнения здесь же, на его глазах. Словом, руководитель старался в этих случаях создать обстановку, по возможности, близкую и правдивую, напоминающую работу в действительном бою.

В этих полевых поездках, интересных и захватывающих, выяснилось, что военный глазомер, быстрая сообразительность, принятие сразу необходимого решения для действия, да и самое исполнение работы далеко не соответствует оценке наших познаний теми отметками, какие выставлялись нам на экзаменах. Наилучший по своим теоретическим познаниям оказался менее находчивым и решительным в поле, чем стоящий почти в самом конце списка перешедших в дополнительный курс (гусарский поручик Елец, который обнаружил блестящую боевую работоспособность. Невольно думалось о том, какую, быть может, массу чисто военных талантов отогнала от дверей академии система искусственных преград и строгости в правилах приема и прохождения курса обучения в нашей академии. Ведь из 360 человек, стучавших усердно в двери академии, в дополнительный курс перешло только 30 слушателей!

Пробежали, наконец, и довольно утомительные дни наших оживленных и подвижных полевых упражнений. Мы вернулись в столицу, ожидая теперь решения своей участи. Выдержать удовлетворительно все испытания в теоретических и практических познаниях не значило еще достигнуть поставленной себе в жизни