Шрифт:
Закладка:
Из-за стола стали подниматься. Моя собеседница крепко пожала мою руку, сказав:
– Еще никогда и никто не говорил мне в такой интересной форме такой горькой правды. Я буду очень рада продолжить наше знакомство.
Мы раскланялись. Впоследствии я узнал, что это была m-lle Муяки[163], девушка с высшим образованием, получившая вместе с младшим своим братом в наследство от известного богача Громова[164] 14 миллионов рублей. Ее очень избаловали ухаживанием многочисленные женихи. Она передавала через девиц Петровых мне делание ближе со мной познакомиться, но я решительно от этого уклонился, мечтая о своей поездке на Кавказ и предстоящей там деятельности.
Многие из моих знакомых в Петербурге уже разъехались по дачам. Я все же посетил в городе тех, кто ко мне был особенно расположен и простился с ними. Полученные от отца 3 000 рублей дали мне возможность расплатиться с моими мелкими долгами и сделать себе все необходимое из платья, особенно на летнее время. Откланялись мы все и своему академическому начальству, которое простилось с нами довольно равнодушно.
Нам выданы были удостоверения от Академии об окончании и особо – о праве преподавания во всех военно-учебных средних и высших школах стратегии, тактики, статистики и др. военных предметов.
Теперь своевременно подытожить все, что мне дало 2½ годичное третье пребывание в столице и Академии Генерального штаба.
а) В религиозном отношении. И в этой академии, как и в Инженерной, никто не интересовался вопросами религии и о ней старались даже не говорить. Никакого непосредственного отношения к строевым частям войск мы не имели и с ними не соприкасались. Среди своих товарищей всех курсов я видел тоже довольно равнодушное отношение к религии, скорее, даже желание избегать всяких разговоров на религиозные диспуты.
В самой академии церкви не было, и ни на какие религиозные праздники нас не приглашали и не посылали. Сам генерал Драгомиров в поучениях, которые мы от него иногда слышали о воспитании солдат, о религии уклонялся говорить что-либо определенное.
Сколько себя вспоминаю в это время, я, по существу, остался глубоко верующим, но часто пренебрегал хождением в церковь и исполнением обрядов нашей Православной Церкви. В Великий пост перед Св. Пасхой я говел и приобщался Св. Даров. В общем, я этом отношении мало изменился, но вскоре стал более забывчивым и небрежным в отношении добросовестного исполнения всех религиозных празднеств и обрядов. Но взятое на память от отца Св. Евангелие я стал теперь читать ежедневно: чувствовал себя весь день нехорошо, если почему-либо забывал это сделать. Такое регулярное чтение вошло скоро в практику, которой я старался не изменять и до настоящего дня.
б) В отношении образования. В академии пришлось повторять некоторые отделы общеобразовательных предметов, которые я уже прослушал в Инженерной академии, но, в общем, я много усвоил по этим предметам и нового. Что же касается специально военных предметов, то здесь новым для меня были только в широком масштабе история военная, стратегия, все отделы тактики и военного хозяйства, статистика в связи с географией и в применении их к военному искусству. Но множество всякого рода практических работ по всем отделам военного знания, а главное, самостоятельная разработка тем, давали огромную работу мозгу и расширяли мой военный кругозор, влияя и на общее развитие. Преподавали нам все отделы знания специалисты, с большинством которых я был и раньше знаком непосредственно и по слухам. Наши профессора и руководители знали свои отделы вполне основательно, а некоторые из них являлись просто фанатиками преподаваемых ими курсов военного знания. Все же настойчиво требовали от нас действительно и серьезного усвоения своих лекций не только по существу, но даже по форме (профессор] ген. Сухотин). Вопрос же русской грамотности в этой академии был поставлен более строго и точно, чем где бы то ни было из учебных высших учреждений империи, а по своей придирчивости и мелочности требований вошел даже в пословицу.
Проверка преподаваемых нам предметов общеобразовательных, а, в особенности, военных, считавшихся важнейшими, было, безусловно, основательная и беспощадная, исключавшая какие бы то ни было льготы и передержки на испытаниях как в течение года, так, особенно, на экзаменах.
Начальник академии считал своей обязанностью строго корректировать весь ход обучения и правильность выполнения всех требований академии, резко и беспощадно карая всякое их нарушение со стороны слушателей. Мы редко слышали похвалы, но жесткую критику и холодную, придирчивую оценку наших работ и ответов – почти постоянно.
Все это заставляло нас невольно подтягиваться и всегда быть начеку. Вот почему прохождение курса в этой академии резко отличалось от остальных военных академий. Самая же постановка преподавания, принявшая характер строгого конкурса с года на год до самого выпуска из академии, была очень тягостна и вызывала чрезмерное напряжение сил и энергии, внося элемент случайности в оценку слушателей и оставляя при выпуске за флагом иногда вполне подготовленных и полезных носителей военных знаний, покидавших вследствие своей неудачи военную службу навсегда.
Во множестве преподаваемых отделов знания не было соразмерности. Очень многое в теоретическом преподавании можно было сократить, развивая чисто практические работы, но поощряя самостоятельное чтение по известной системе источников.
Преувеличенное мнение некоторых профессоров о высокой важности преподаваемых ими отделов военного знания и какой-то особый взгляд на трудность постижения его заурядным офицером порождал в слушателях такой же ложный пафос и презрительное отношение
