Шрифт:
Закладка:
- С тобой всё. Сейчас соберусь сам - и полезем.
- Как-то это всё хлипенько смотрится... особенно для отвесного подъёма в три сотни метров.
- Даже самый великий путь состоит из тысяч мелких шагов, поэтому мы разделим весь подъём на сегменты. Перво-наперво мы доберёмся до вон той толстой боковой ветви. Устроим перекур, привяжем и спустим часть тросов, а после полезем до следующей ветви. По моим расчётам мы достигнем гнезда менее чем за три часа.
- Звучит гладко. Да только одна недочпокнутая присоска - и мы уже летим расквашивать мозги.
- Мне кажется, или бравый солдафон Дэви боится смерти?
- А кто ж её не боится-то?
- Ну явно не тот, кого я застаю едва ли не с иголкой в вене... - нацепив на ботинок домкрат, Фрост посмотрел на Мариуса снизу вверх и улыбнулся. - Люди, как правило, употребляют по причине невыносимой тягости бытия. Это позиция слабака, потому что человек в силах изменить ну или как минимум повлиять на бытие. Ваши оковы не на руках и ногах, а в ваших головах. Имеет ли право на жизнь индивид, не готовый совершенствоваться? О нет, ни в коем разе. Это пастбище заполнено приведениями, конец всеобщего блуждания которых так же незрим, как и они сами. Долина теней. И скот, послушный и управляемый. Но ты... тебе нравится расти над собой, да, compinche?.. Тебе нравится падать снова и снова, чтобы затем превозмогать и подниматься. Я вижу это в твоих то затухающих, то самовоспламеняющихся глазах. Ты словно тетива, что каждый раз отправляет в убийственный полёт всё более тяжёлую стрелу. Ты знаешь, что криминал - это ремесло, и ты преуспел в этом ремесле. Ты мчишь в самое пекло; в любую погоду, и днём, и ночью. Ты гонишься за слепой и быстрой смертью, потому что пока смерть проходит мимо - ты кайфуешь, а когда она всё-таки поймает тебя - ты даже не успеешь ничего понять и просто исчезнешь с лица земли. Ты боишься не смерти, Дэви, нет... Ты боишься предсмертного полёта. Боишься лететь доли томительных секунд и осознавать, что ты - очередной проигравший.
- Очень увлекательный ликбез. Да только что это меняет?
- Когда человек рождается, в его сознании пусто. Ни идей, ни эмоций, ни знаний. Лишь зачатки инстинктов, которые с лёгкостью можно списать на феноменальный фетиш физической оболочки. Если ты хочешь стать по настоящему сильным, нужно сделать своим наркотиком цель. Я знавал моряка, которого после кораблекрушения выбросило на необитаемый остров. Судьба проявила благосклонность, и волны вынесли на берег ящик с годовым запасом пайков. Одна лишь проблема: на острове не было ничего, кроме джунглей, высоченной крутой горы и дерева на его вершине. Моряк жрал, пил и срал; жёг костры и спал; казалось бы, есть все удобства, но... рано или поздно он всё-таки захотел взобраться на то древо, ведь ему не доставало искры. Не хватало конфликта, не хватало препятствия... Стоило попробовать лишь раз - и восхождение на ту гору стало его идеей-фикс. Моряк взбирался всё выше, но соскальзывал. Падал и даже катился кубарем, но всё равно вставал, ведь ему было плевать на инстинкты самосохранения - он старательно взбирался всё выше и выше, и даже местные горные козы позавидовали его незаурядным способностям. Когда же моряк покорил вершину и влез на дерево, он увидел на горизонте сушу. То был континент, которого он достиг через пять дней, смастерив плот... - поднявшись, Фрост взвалил бобину на спину; забрал у Давида полотенце и заткнул его за пояс. - Тем моряком был я, Давид. Человек обязан найти своё предназначение и рваться к нему, ведь это скорейший способ накопить опыт. Когда ты отыщешь такую цель, ты меня полностью поймёшь. До того же момента опытом с тобой любезно поделюсь я.
Подозвав Мариуса к древу, Фальстрём стал излагать ему принципы работы альпинистской системы. Всё оказалось не так уж критично: ручные стеклодомкраты прилипали по нажатию большого пальца и отлипали при отпускании. Ножные же фиксировались пинком, а чтобы их отлепить, нужно было резко дёрнуть пяткой. Основное правило - три к одному: конечность перемещается, только когда три остальные прочно закреплены. «Тише едешь, дальше будешь» - таким было последнее наставление Фроста, прежде чем тот полез на дерево Гвонвы аки геккон. Двигался Фальстрём уверенно, и Давид, пускай и с малой толикой страха, устремился следом.
Шлёп, шлёп - присоски домкратов только и успевали, что прилипать да отлипать. Когда Мариус спустя полчаса усердных телодвижений осмелился взглянуть вниз, боязнь упасть уступила место удивлению. С высоты двадцати этажей открывался необычайный вид: мотыльки отбрасывали на остров точечные тени, как от раскидистой листвы жарким июльским днём. Шелест крылышек здесь звучал в разы громче. У берега желтела шлюпка. Над их лагерем вздымались два столба дыма: один - от костра, второй - из трубы полевой кухоньки. Большая часть гвонгвон-макут уже вернулась в лагерь и теперь занималась палатками. С высоты птичьего полёта остров напоминал свалку после бомбёжки; какого только мусора не валялось на мрачных, как после пожара, равнинах. У противоположного берега Давид заметил кучу белых ящиков. «Надо бы сгонять туда. На разведку. Авось чего-нибудь прикольного нарою».
Спустя некоторое время они достигли нижней и по совместительству самой толстой ветки.
- Гляди не соскользни, - предупредил Фрост, наматывая петлю на один из сучков-сталагмитов. Затянув узел, он стянул бобину со спины и швырнул её вниз, будто избавляясь от надоедливого груза. Трос взвился капризной пружиной и успокоился, лишь достигнув земли.
- У меня есть вопрос, - сообщил Мариус, пуская ноздрями струи дыма. - Но, если честно, я не в настроении разгадывать загадки.
- Насчёт загадок не переживай: шестое чувство подсказывает мне, что ты с лёгкостью их отгадаешь. По крайней мере, первые две.
Давид сделал вид, словно сказанное ему ни на что не намекнуло:
- Как ты собираешься добывать гвоний, если это убердерьмо якобы неуязвимо?
- Прекрасный вопрос. Учитывая специфику его возникновения, мы будем
