вот что сейчас ему было нужно. А Шекспир, Сократ, высшая математика и языки русских, англичан и древних римлян вместе с различными теориями религии — все это было частью совершенно иного мира. В том царстве, в которое сейчас вступил Михаил, самым главным было умение выжить. И первая же ошибка могла стоить жизни.

Зима кончилась. Снежные бури сменились весенними ливнями, леса зазеленели. И вот однажды утром, вернувшись с охоты, Михаил увидел голого седобородого старика, сидевшего на камнях у самого края пропасти. Бледное лицо Виктора было покрыто глубокими морщинами; щурясь на солнце, он взял предложенный ему кусок мяса убитой ондатры и съел его сырым. Его отвыкшие от яркого света глаза смотрели, как на небо восходит солнце. Он слегка склонил голову, оборачиваясь назад, словно на знакомый зов.

— Рената! — позвал он; голос его дрожал. — Рената!

Михаил улегся рядом, на краю пропасти, принимаясь за еду.

Виктор закрыл лицо руками и зарыдал; сердце Михаила разрывалось от жалости к нему.

Виктор поднял голову, глядя на черного волка так, как будто видел его в первый раз.

— Ты кто? — спросил он. — Кто ты такой?

Михаил продолжал есть. Он знал, кто он такой.

— Рената! — снова позвал Виктор. — А, вот ты где… — Михаил видел, как Виктор чуть заметно улыбнулся, обращаясь к кому-то видимому лишь ему одному. — Представляешь, Рената, он и в самом деле считает себя волком. Он думает, что останется здесь навсегда и всю жизнь будет только и делать, что рыскать по лесу. Знаешь, Рената, кажется, он забыл, кто он на самом деле, он забыл, что под этой шкурой скрывается человек. Он думает, что и после того, как я уйду к тебе, он останется здесь и будет ловить крыс себе на обед. — Виктор усмехнулся своей выдумке. — Подумать только, сколько знаний я вложил в него! — Немощные пальцы прикоснулись к темневшему на плече шраму, нащупывая засевшую в теле пулю. Потом его внимание снова переключилось на черного волка. — Превращайся! — приказал он.

Не обращая на него внимания, Михаил продолжал вылизывать оставшиеся от обеда кости.

— Превращайся, — повторил Виктор. — Ты не волк. Стань человеком.

Придерживая лапой маленький череп, он зажал его в пасти, хрустнув костями, вскрыл его и вылизал мозги.

— Рената тоже хочет, чтобы ты снова стал человеком, — говорил ему Виктор. — Слышишь? Она разговаривает с тобой.

Михаил слышал только завывание ветра и голос выжившего из ума старика. Покончив с едой, он принялся облизывать лапы.

— Боже мой, — тихо проговорил Виктор, — боже мой, я схожу с ума. — Он встал, заглядывая вниз, на дно пропасти. — Но все же я еще не сошел с ума настолько, чтобы считать себя волком. Нет, я человек. И ты тоже человек, Михаил. Так стань же им. Прошу тебя.

Михаил продолжал лежать на животе, глядя, как в небе над ними кружат вороны, и думал, что было бы совсем неплохо поймать одну из них. Ему не нравился запах, исходивший от Виктора; он напоминал о смутных силуэтах с винтовками.

Тяжко вздохнув, Виктор понуро опустил голову. Он начал медленно и осторожно спускаться вниз по каменистому склону, было слышно, как хрустят его старческие суставы. Михаил поднялся с земли и последовал за ним, чтобы в случае чего не дать ему упасть.

— Не нужна мне твоя помощь! — закричал, на него Виктор. — Я человек, и мне твоя помощь не нужна!

Он спустился к пещере, заполз в нее и улегся на полу, глядя в пустоту. Михаил прилег на небольшом каменном выступе перед пещерой, и легкий ветерок перебирал его густую шерсть. Он глядел на ворон, круживших над пропастью, словно множество черных воздушных змеев, и у него текли слюнки.

Лес цвел под теплыми лучами весеннего солнца. Виктор больше не становился волком, а Михаил упорно не желал снова превращаться в человека. Виктор очень ослабел. Холодными ночами Михаил входил в пещеру и ложился рядом с ним, согревая старика теплом своего тела, но сон Виктора был очень чуток. По ночам его мучили кошмары, и тогда он вскакивал, призывая к себе Ренату, Никиту или еще кого-нибудь из навеки покинувших этот мир членов их стаи. Днем, когда пригревало солнце, он вылезал из пещеры и забирался на вершину скалы, подолгу просиживая над пропастью и глядя на подернутый дымкой далекий западный горизонт.

— Ты должен отправиться в Англию, — доказывал Виктор черному волку. — Правильно, в Англию. — Он снова кивнул. — Англия — цивилизованная страна. Там не убивают детей. — Он поежился; даже в жаркий солнечный день его тело оставалось холодным, как пергамент. — Ты меня слышишь, Михаил? — спросил он.

Черный волк поднял голову и посмотрел на него, но ничего не ответил.

— Рената, — заговорил Виктор, обращаясь к кому-то невидимому, — знаешь, Рената, ведь я был не прав. Мы жили как волки, хотя мы вовсе не были волками. Мы были людьми, и мы должны были жить в том, другом мире, среди людей. Я был не прав, решив, что мы все должны жить здесь. Не прав. И теперь каждый раз, когда я смотрю на него, — он указал рукой на черного волка, — я понимаю, что ошибался. Мне уже слишком поздно пытаться что-то изменить. Но ему еще не поздно. Он еще может уйти отсюда, если захочет. Он должен уйти. — Виктор сложил руки, переплетя тощие пальцы и затем снова разъединив их, словно распутывал головоломку. — Я боялся мира людей. Я боялся боли. И ведь ты, Рената, тоже боялась всего этого? Ведь так? Да что там говорить, все мы были такими! Если бы мы только захотели, мы бы давно могли уйти отсюда. Может быть, мы и смогли бы научиться, как выжить в этом диком мире. — Он поднял руку, обводя широким жестом западный горизонт, указывая на далекие, невидимые деревни, поселки и города. — О да, там ужасно, — тихо сказал он. —