— Я не переживаю. — рвано произнесла Маниэр, — Я, может, даже не против. — и выразительно посмотрела в ответ, пытливо заглядывая в глаза. Ей хотелось ласки и объятий, хотелось пропитаться его любовью, сбиться со счета от поцелуев, бережно сложить в копилочку сердца всё-всё, и греться этими обрывками воспоминаний долгими зимними вечерами. Пока они не встретятся снова.

— Не искушай судьбу. Твой дед меня убьет, если дело зайдет дальше поцелуев. — Степан чуть качнулся назад, потому что Маниэр была непозволительно близко. Соблазнительно близко.

— Так вы боитесь моего деда? — насмешливо спросила девушка.

Попаданец облизал пересохшие губы. Лучше б боялся, тогда было бы меньше шансов, что он отбросит к чертям всякую мораль.

Но Маниэр, просто сидя рядом и глядя на него, в наглухо закрытой одежде и с пугающими алыми глазами, светящимися в темноте, вызывала неистовое желание.

И кровь подло отливала от головы, мешая трезво мыслить выпившему попаданцу.

— Я не хочу тебя подставлять. — оттянул ворот рубашки, сглатывая вязкую слюну. Потому что одной ее улыбки было достаточно, чтоб он потерял себя, — Если об этом узнают, от позора уже не отмоешься. Да и тебе могут навредить. — если б он был в своем мире, если б знал наверняка, что никто не узнает, что не будет никаких последствий.

Но он был тут. В этой дикой стране, в этом прогнившем графстве, запертый и одновременно свободный. И если хотел жить мирно, то обязан следовать негласному закону этих мест.

И не трогать Маниэр до свадьбы.

Он не хотел потерять ее из-за своей несдержанности. О какой человечности может идти речь в клане, где смертность выше рождаемости? Где убить своих, если они оступились, нарушили глупые правила — обыденность?

— Но в твоих глазах я ведь всегда буду чиста, какая тогда разница? — нежно огладила пальцем тыльную сторону его ладони и подняла глаза, — Не хочешь рисковать? — упрекнула она, потому что ей снова начало казаться, что они возвращаются назад, когда он убегал от отношений. И ответственности за то, что украл ее сердце.

Именно украл, потому что иначе как воровством девушка не могла это описать. Маниэр не знала, чем он ей так полюбился, в нем ведь были одни пороки: свободолюбив, своенравен, упрям, совестлив, изобретателен и трудолюбив. Да, он весьма отважен, но она и похрабрее видала, и плевать, что все те храбрецы уже давно в могилах.

Но как ей жить с вампиром, которого заботит мораль? С вампиром, который готов сутками не спать, сидя над документами, да и ко всему тому ещё и один из лучших зельеваров на территории графства? Помешанный на исследованиях и алхимии фанатик!

— Маниэр, — Степан крепче сжал их сцепленные ладони, только бы она не взялась за старое, потому что сейчас немного пьян, и стоит ей настоять, ему точно сорвет крышу, — Есть оправданный риск. А есть неоправданный. — словно ребенку объяснил он.

Маниэр тоже считала его дураком в тот момент. Тебе ведь не предлагали прямо сейчас, чего так пугаться? И дышит тяжело, и руки у него похолодели, а зрачки вон как расширились. Как есть испугался.

Ей стало даже неприятно и обидно от подобного. Это что же он себе представляет, что его в дрожь бросает?

Степан в этот миг очень-очень старался ничего не представлять.

— Но тебе ведь сложно терпеть. — опустив глаза на их руки пролепетала она, — Я слышала от замужних женщин, что для мужчин это важно и вам постоянно надо. — и так искренне заглянула в глаза со всей своей преданностью и нежностью, что у попаданца по спине пробежали мурашки.

Вы только посмотрите на нее! Так невинно и естественно совращает его, ещё и его природой оправдывается.

Будь ситуация и мир другим, он бы прямо спросил, мол, тебе так хочется? Но у Маниэр ведь никого не было никогда, она наверняка ничего и не знает о том, что происходит в постели. Думает, люди просто лежат рядом в обнимку голышом? Или за ручки держаться?

То, что ее так влечет к нему, было до ужаса приятно. То, что его тоже тянуло к ней — вполне закономерно. То, что им нельзя пересекать черту — очевидно.

Степан потер глаза свободной рукой. Спокойствие, только спокойствие. Но Маниэр сегодня казалась по-особенному красива, так, он ведь не слабовольный слизняк?

— Я могу ведь и не сдержаться. — он поджал губы, — А если ты забеременеешь? Не подумай, я, в принципе не против. Но от других это уже не скроешь. И в этом дурацком мире и тебе потом, и ребенку с позором жить, даже если мы поженимся. — он старался думать о будущем, да и вообще думать тоже, потому как слишком велик был риск раствориться в ее глазах, в очаровательной улыбке, в мягких поцелуях и бархате кожи.

— Ребенок… — задумчиво пробормотала Маниэр, — Ты и об этом подумал. — качнула головой, щурясь в легкой улыбке. Как же им назвать первенца? Может именем из мира Степана? Или лучше взять вампирье?

— Поэтому прошу больше не провоцировать меня, хорошо? — устало уткнулся лбом у ее плечо.

— Когда ты вернешь титул? — спросила она, зарываясь пальцами в его волосы и перебирая отросшие пряди.

Ее не пугало ожидание, куда больше Маниэр страшила мысль, что чувства Степана могут померкнуть, пока они в разлуке, или… что один из них умрет.

— Думаю, мне понадобится ещё год-полтора. — тяжело вздохнул попаданец, закрывая глаза. Рядом с Маниэр было хорошо и спокойно. Одним своим присутствием она делала его полупустую комнату уютной и теплой.

— Долго. Но я тебя подожду. — пообещала она, — Только знай, если ты вдруг женишься на другой, я заставлю тебя пожалеть. — пригрозила девушка, слабо стукнув под ребра, — Кстати, а где та девчонка Веце? Его я видела в гостиной, она в его комнате спит, да?

— Она съехала. — невнятно пробормотал Степан, сонливость медленно захватывала сознание. Или то был алкоголь?

— Вот как. И почему? — Маниэр чуть склонила голову и поерзала, садясь удобнее. Голова Кифена была тяжелой, вампирша подложила подушку и похлопала, прося лечь туда.

— Не потянула арендную плату. — он бухнулся на подушку и прижал ее руку к губам. Маниэр была мягкой и нежной, совсем не такой, как