Шрифт:
Закладка:
— За что? Тоже беременна? — с живым любопытством спросил Веце, словно главная сплетница на районе.
— Нет, она все тянула с расставанием, оказывается, не хотела меня ранить. А с Женькой они уже полгода с друг друга глаз не сводили, встречались за моей спиной. Он мне поклялся еще, что ее не трогал, типа дружба и все такое. Но какая блин разница, если мы расстаемся?
— Нет, вот я вам скажу, что разница очень большая! — заявил Веце, как сторона, у которой не спрашивали и рога наставили, без всякого там уважения и обременения моралью, — Она хотя бы имела стыд, воспитание, чтоб не поступить так, как моя! Или ваша первая!
— А ты вот представь, что Аламия твоя не забиралась бы мне в постель, а просто встречалась полгода со мной, а потом: «Ой, прости, Веце, я вот Степана люблю, и мы с ним поженимся через три месяца! Но мы даже не целовались, чтоб тебя не обидеть! Нам очень стыдно, и ты наш хороший друг, приходи на свадьбу!» — передразнил вампир.
— И что? Пошли? — Веце окинул господина оценивающим взглядом, чтоб примерно прикинуть насколько тот безумен.
— Пришел конечно. — поморщился вампир, — Женькина ж свадьба, как я мог не прийти? — они дружили с садика, как братья друг другу были. И терять дружбу из-за нелепиц на личном фронте Степан не желал.
И плевать, что на свадьбе все на него взгляды косили и шептались за спиной. Он пришел поздравить друга, ни больше, ни меньше.
— Он же вас предал. — удивленно возразил полукровка, словно пытался отговорить хозяина от подобной глупости.
— Он не переступил черту. Хотя и разозлил меня ужасно. Как я мог из-за девушки лучшего друга потерять? Они даже за руку не держались, пока она со мной не порвала. Хоть и погано себя чувствовал, но они поступили честно. Не делали из меня идиота.
— А зачем? Вы и так идиот. — прицыкнул полукровка, смиряя хозяина разочарованным взглядом.
Веце-то надеялся, что господин расскажет, мол, пришел на свадьбу и все столы перевернул, торт в жениха швырнул, стулья переломал и прокричал, чтоб весь честной народ услышал, что та девчонка — бесстыжая вертихвостка!
Но вампир, как и всегда, оставался верен себе, то есть был до неприличия скучен.
— Вот сейчас отхватишь хорошенько и научишься со старшими разговаривать! — пригрозил попаданец, отодвигая вторую бутылку подальше от пацана. Хватит мелкому, и так не следит, что языком свои мелет.
— Возрастом давите? А мы с вами все равно оба дураки! — раздосадованно заявил Веце, бахнув стакан на стол, — Подлейте ещё, не могу от этого вкуса мразотного во рту избавиться.
— Вкуса хлеба с солью? — скептично уточнил Кифен, иронично глядя на полукровку.
— Крови. Язык прикусил. — полукровка широко открыл рот, показывая окровавленные зубы и маленькую ранку на языке. Степан без вопросов налил полукровке полстакана, — А вообще, я догадывался. Ну, сами понимаете, как это бывает. Подумал, да нет, это просто у меня крыша от любви течет, вот и стал таким ревнивым и дерганым, а оно вона как вышло… Нормальный я, не сумасшедший. — с сожалением выдохнул Веце, растирая лицо.
Они замолчали, Веце давился своей печалью и медленно смаковал вкус разбитого сердца, чтоб пострадать один день, а потом все забыть и продолжить жить так, словно Аламии и не было никогда.
Степан с теплым умилением думал о Маниэр и как ему с ней повезло. И очень надеялся, что с ней все получится, потому что так, как с ней, он не чувствовал себя ещё ни с одной другой девушкой.
И, пожалуй, ее он действительно боялся потерять.
— Вот что такое любовь для вас, господин? Может это я, молодой и зеленый, ничего не понимаю? — почти всплакнул Веце, положив голову на стол.
Вдруг он повел себя недостойно, поэтому Аламия решила поступить так, отказалась от него или пыталась проучить подобным образом?
— Я, кажется, уже раньше отвечал на этот вопрос. — с недовольством буркнул Степан. Когда он разжевал все Веце, как родному сыну, а тот лишь скривился и сказал, что дерьмовая у него любовь.
Получать ушат говна снова, когда почти душу нараспашку выставляешь, вампир не собирался.
— Расскажите снова, может, мне хоть от ваших бесчувственных слов полегчает? — мда, а ведь Степан даже на секунду засомневался. Но полукровка оставался все таким же поганцем и ничуть это не скрывал.
Хотелось рассерженно сплюнуть, а при Аламии своей, подлец, шелковый ходил, слово бранное сказать боялся, вежливый весь из себя такой и воспитанный. А сейчас мало чем отличался от школьника-гопника, курящего за гаражами после школы. И морда такая же бесстыжая.
— Ну ты и засранец, Веце. — скривился попаданец, подливая себе вина, — Не надейся, что я буду потакать твоему хамству из-за сочувствия. — полукровка вяло поднял бровь и слегка наклонил пустой стакан в сторону хозяина, мол, и мне подлейте чутка.
— А могли бы. — с укором подметил полукровка, мысленно подмечая, что они как-то неправильно пьют вино. Вот совсем не так себе это Веце представлял!
И вообще, разве не лучше было чего покрепче купить?
Господин как девчонка, в самом деле, ещё бы сок принес. А полукровка вот предпочитал коньяк, да, как матерый взрослый мужик. Правда ему его удавалось лишь понюхать пару раз, поэтому он был безумно раздосадован — в глубине души теплилась надежда, что сегодня его ждет алкогольный шведский стол, где он бы мог все попробовать.
И разочарование в хозяине наложилось на опьянение и общую драму этого дня. Веце гонял тревожные мысли в голове, грыз яблоко и мелко запивал его вином. Ладно, ничего так, вкус у господина все же есть.
И шмыгнул носом. Вампира он простить смог, коньяк ещё попробует, жизнь длинная, а Аламия…
— Я ради нее даже вас был готов бросить, если б только она захотела! — пролепетал заплетающимся языком полукровка, растирая глаза до красноты.
Степан тихо хмыкнул, пацан совсем ещё зеленый, от вина вон как повело. Пить совсем не
