Одной искры бы могло хватить. Может, Барн так заврался, пытаясь везде урвать свой кусок, что вот-вот Вирм отдаст приказ своим людям, и начнется драка по нашим правилам…

– А все-таки жаль, что ты верен присяге! – крикнул Барн. – Нам бы точно пригодился такой славный выдумщик, да, ребята?

Наемники льстиво заржали, хоть большинство из них уже и не слушали нашу беседу: нажива прельщала их куда больше. Вирм так и не раскрыл рта. В Воснии никто не поверит и в чистую правду. Золото пересчитали.

– Добро! – сказал наемник у сундуков. – Все здеся.

Семь тысяч золотых скрылись под крышкой сундука и затерялись в рядах.

– Счастливо оставаться, – отсалютовал Барн, хоть никогда и не чтил устав. – Я бы сказал «до скорых встреч», но надеюсь, что мы видимся в последний раз, господа, уж не обессудьте! Ха, – он оскалился и пришпорил коня.

От сундуков на земле осталась только примятая земля. Ни монетки не обронили.

– Сукин сын, – выдохнул Хенгист, и во всем войске не нашлось бы того, кто сказал бы лучше.

Долы отступили в лес еще торопливее, чем наемники. На лицах всех трех сторон смешалось презрение с облегчением. Драки не будет.

– Уходят, – зачем-то сказал Маркель.

– Мы, может, погонимся за ними? – Урфус почесал бороду. Но за конем так никого и не позвал.

Гробовое молчание повисло над замком. Все так устали, что даже Стефан не набросился на соперника с кулаками.

– Как по мне, вот и славненько, – размялся Маркель и говорил, будто извиняясь. – Холодает, нам бы пора замок господину передать. А там уж по домам, сталбыть?

Урфус встал на разбитый каменный блок и попытался толкнуть его ногой. Не вышло.

– Для начала надо бы заделать хренову брешь в стене. Всякий ходит, кого не звали…

– Сначала, бляха, ломаем, теперь, бляха, чиним!

– Кто-нибудь собирается меня развязать?! – взвыл Эдельберт, про которого все забыли.

– Нет, вот же сукин сын! – повторил Хенгист уже громче.

Запах моря и выцветший от солнца гобелен. Шорох страниц, мягкий женский голос, знакомый напев. Человек, подаривший мне жизнь.

– В лесу не осталось волков, мама.

Я тщательно вытер ноги у двери, но бордовый след все еще тянулся за мной, пачкал белую козью шкуру, прозрачный лак на паркете.

– С чего ты взял? – удивилась Мирем Тахари.

Нежный и заботливый голос, по которому я скучал.

– Я их всех перебил. – С керчетты стекала вязкая кровь. Я стоял и ждал, показывая клинок. Стоял целую вечность, и казалось, что не дышал.

Матушка захлопнула книгу. На обложке вместо сказок Содружества почему-то вывели «Немая власть». Тревожная складка пролегла между тонких бровей.

– Ты все равно не пойдешь гулять, – грубо сказала мама.

А потом послышался страшный храп из четырех глоток одновременно.

Я подскочил на постели и ударился о верхнюю койку лбом. Солдаты храпели так, будто задыхались и вот-вот простятся с жизнью. К сожалению, если они и умирали, то делали это крайне неспешно.

– Гх-ра, – доносилось с койки надо мной.

– Хру-у-уп, мху-ру-у, – вторило ему с соседнего ряда под лестницей.

Я потер лоб и кое-как вылез из плена простыней.

Бато сидел в осаде не так долго, но готовился к ней месяцами. Кровати строили всюду: под лестницами, в проемах. Крепкая, ценная мебель – ее же использовали для баррикад. В небольшом замке нас ожидал весьма большой гарнизон.

Будто Бато все видел наперед. Знал, что как начнется осада – он не продержится и пары месяцев. Знал и все равно так облажался. Мог бы удрать. Пойти на уступки. Принять сторону Долов в конце-то концов. Сложно понять старого дурака.

– И зачем я вообще пытаюсь это сделать? – В последнее время ответов у меня было все меньше. С аппетитом тоже не складывалось: поднялось солнце, гарнизон очнулся и начал шуметь, а я праздно разглядывал новые владения.

Под разрушенной восточной стеной выложили дорожку. Нет, не из тел. Между телами. Мертвецов – в серых подштанниках и в подштанниках болотных – разложили, как бруски мыла, в два ряда. Разложили еще не всех.

Удивлялись и мертвые, таращась в небо, и живые.

– Почему так смердит? Фу, – почти плакал новобранец, брезгливо толкая ногой мертвеца. – День же еще не прошел?

– Это позавчерашний, – невозмутимо отвечал капрал.

– Фу, – новобранец отошел подальше.

Молодой посеревший защитник скосил глаза на соседа, такого же мертвого и озадаченного. У него глаза уже помутнели.

– Подсоби-ка…

Того, что посвежее, подхватили с двух сторон. Потом один из Восходов схватился за спину, что-то прорычал и замахал рукой приятелю. Тело бросили. Через минуту подошел другой солдат, на которого явно прикрикнул капрал, взялся за сапоги и потащил мертвеца в сторону, к телегам.

У телег тоже собралась очередь. Солдаты Восходов, пьяные и совершенно невеселые, грузили уже окоченевшие трупы. Должно быть, сложно радоваться, когда вокруг одни мертвецы – знакомые и не очень, – даже если ты пьян.

«Жатва удалась», – как написал бы Финиам, хоть никогда не держал в руке ни серпа, ни меча.

Жатва. Щедрый скоропортящийся урожай. Не успели его собрать, как от него уже смердело. Я прополоскал рот разбавленным вином и сплюнул. Нет, завтракать я все еще не готов.

Мертвецы будто братались в узких рядах: широко раскинули руки, как для объятий. Положили ноги на соседей, будто в страсти или в спокойном сне после нее.

На вид – одинаково несчастные, проигравшие, забытые. Но некоторым повезло: над телом пожилого солдата с отсеченной рукой глухо всхлипывал солдат помоложе. Может, сын, а может, и друг.

«Должно быть, куда приятнее думать, что после боя для тебя выроют могилу».

– Тащи к воротам, там разожгли! – крикнул снабженец.

Ряды из мертвецов покорно ждали, не возражая. Враждующие стороны – серый цвет, болотный цвет. Пламя уберет разногласия.

Я прошел по внутреннему двору, вяло пожимая руки и кивая в ответ на приветствия.

Будто мало в замке мертвецов, солдаты Восходов делали новых: у молельни, прямо под скорбным ликом Матери двойного солнца, на широкой и старой балке вешали тех, кто возглавлял оборону.

По крайней мере, так звучал приговор.

– Послушайте, – взмолился хромой юноша, обращаясь к палачу, – я простой солдат, я просто…

Удар сапогом, неловкий вскрик и хруст позвонков.

– Не пляшут, – сплюнул какой-то капрал из снабжения.

Под балку уже заводили нового солдата. Всех приговоренных раздели до портков, не оставив даже обуви. В таком виде можно ненароком повесить даже своих…

Я подошел к капралу,