У вторых ворот солдаты разом бросились прислуживать и помогать господам.

Брешь в стене почти заделали. С починкой так спешили, что можно быть уверенным: через пару недель несколько камней рухнут и покатятся вниз по холму, в ров… Может, разобьют кому-нибудь голову.

«Но это все уже совершенно не мои заботы». – Я потянулся и почувствовал легкость.

Лето ушло, за ним собирались и перелетные птицы. Последние теплые дни, последняя ласка от привередливого воснийского солнца. Больше никаких стычек, мертвецов, стрел и залогов. Меня ждет надел, честная награда и благодарность за два года службы. Собственный дом, может, несколько слуг. И огромная кадка с горячей водой, из которой я не буду вылезать часами, едва наступит зима.

Стулья с шелком, конечно, подождут. Для начала бы соорудить простую мебель. Впрочем, мало ли наделов с обжитыми домами? Может, мне даже предоставят выбор?

Я улыбался прохожим, спускаясь по узкой лестнице казармы. Впервые я точно знал, что все закончится, как должно. На сбережения я спокойно проживу эту зиму. С места не сдвинусь: залягу у камина и предамся праздности. Может, возьму пару учеников для заработка, не больше. Никаких усилий, больной спины и синяков. В крайнем случае, если захочется, отправлюсь погонять гвардейцев по манежу, чтобы не зазнавались…

Может, когда-нибудь и встречать меня будут так же, как господина Годари. Соорудят навес возле небольшого сада на случай дождя. Вытащат все скамьи и столы во двор, накроют столешницу расшитой скатертью, напекут гусей и одного поросенка.

«Поросенка-то они откуда достали?» – Я вежливо улыбался и кланялся, когда свита проходила мимо.

– Присаживайтесь! – настаивал Стефан. – Прошу вас…

– Мы не голодны, – брезгливо отвечала какая-то женщина.

– Гуси, с пылу с жару! – не сдавался сотник, приставая к следующему гостю.

– А утки здесь все перевелись? – ворчал невысокий восниец с мокрым лбом. – Может, у вас еще и перепелок нет?

Я спрятал ухмылку. Когда-то я отказывался от завтрака из-за того, что к нему не подавали ореховое печенье…

Удивительно, как меняет людей жизнь.

– Господин Лэйн! – окликнул меня кто-то из гостей. – Наслышан!

Я медленно повернулся, стараясь не зевнуть. Мне тут же протянули ладонь для рукопожатия.

– Ах, как же я рад, что мы свиделись! – с подозрительной радостью говорил дворянин в вычурной шляпе. – Как вы, не было ли затруднений?

Я медленно пожал протянутую руку, посмотрел на собеседника. Рассеянно-усталые глаза в сети преждевременных морщин и мягкое лицо с дряблыми щеками. Хорошо одет: воротник с посеребренной нитью, дорогая вышивка вьется вдоль плеч и уходит ниже, под плащ…

О дьявол. Я тут же склонил голову и опустился на колено.

– Прошу извинить, я не…

– Да стойте, да что же вы! – Слабая рука тут же потащила меня обратно. – Вы же из дома Тахари, какие уж тут этикеты…

Кажется, я и сам стал забывать, из какой я семьи и на что вообще могу рассчитывать в этом краю. Господин Годари вблизи казался еще более хрупким и болезным. А может, я совершенно не ожидал, что глава второго Восхода подойдет ко мне без охраны и походного доспеха.

«Да еще и эта проклятая шляпа!»

– Спасибо, – глупо ответил я и осторожно поднялся на ноги.

– А дела-то налаживаются! Вы знаете, я и подумать не мог, что так оно и выйдет, – сказал Годари почти шепотом, опасливо покосившись себе за плечо. – Складно сработали. Наслышан! – все время повторял он одно и то же слово. – Двадцать лет мы тут бодались, сами знаете. – Он неловко хохотнул, совершенно не умея держать одну мысль в голове и тем более о ней рассказывать.

Я растерял все слова. Господин Годари – если это и правда он! – неуверенно топтался на месте, явно старался меня похвалить и завязать разговор, будто мы на равных, будто…

– Благодарю… э-э…

– Господин Эним! – требовательно окликнул Хенгист. Рядом с ним стояли другие дворяне и с неодобрением косились то ли на меня, то ли на Годари.

Я на всякий случай поклонился и примолк. Больше ко мне господин Годари не возвращался: вся процессия отправилась в донжон, и Хенгист громко считал, потрясая свертком в руках. Я проводил их взглядом и так и стоял, не в силах поверить в свое счастье.

Эним Годари назвал имя моей семьи и первым протянул руку.

«Вот так и выглядит признание, верно?»

– Эй, парень! Какое-то дело у тебя? – глянул исподлобья гвардеец. От него несло потом, конюшней и грязью. С такими людьми лучше не спорить.

– Уже ухожу, – я пожал плечами.

Больше не нужно было ни за что сражаться. Странное, местами дикое чувство. Так же ощущался вкус хорошей еды после месяца нищеты. Так же чувствуется и мягкая ткань новой рубахи взамен задубевшего от стирок рванья. Или праздничные песни в городе после предсмертных воплей при штурме…

Я шел по внутреннему двору, где кипела жизнь: плотники терзали дерево, кузнецы растопили обе печи, у конюшни соорудили торговый навес, и там уже зазывали попробовать заячьи спинки, груши в меду и местное пойло.

– Налейте полную, – я протянул серебряк.

Не нужна была компания к выпивке, громкие тосты или выдержанный терпкий вкус старого вина. Яблочная наливка и уединенный угол в галерее с видом на поле. Более чем достаточно.

За бруствером увядали поросшие осокой низины. Когда-то Бато стоял здесь и мог спасти своих людей. Всего пару недель назад Бато стоял и любовался, как мы удираем вниз по холму, подставляя спины стрелам. Чуть позже Бато стоял здесь же и смотрел, как портятся тела тех, кто не успел добежать до леса.

Теперь он разлагается там, почти на самой вершине донжона, чуть ниже флага. Чужого флага с серым полотном и двумя солнцами.

«Иногда люди просто мечтают умереть самым жалким образом».

Я выплеснул осадок из кружки и спустился по лестнице. Уже вечерело, большую часть солдат выперли обратно, к лагерю в лесу, не успели те насладиться победой. А внутри стен все равно было людно.

– Как – кончилось?! – возмущался капрал Урфуса. Кажется, их уцелело всего пятеро после штурма. – Так подвезите еще!

– И там тоже кончилось, – вздохнул торговец.

– Я требую… – начал капрал, но вдруг осекся и примолк.

Что ж, ни сливянки, ни вина, ни наливки. Может, оно и к лучшему. Я не расставался с кружкой, так и пошел любоваться уже нашими стенами. Иссеченные, покрытые мхом и влагой каменные глыбы. Ничего особенного, не считая того, сколько мы отдали за право находиться здесь.

– Куда прешь?!

Крупный солдат пихнул меня плечом и даже не извинился. Я повернулся в его сторону.

– Эй,