— Согласна, наводка так себе, — вздохнула Идвин. — Но раз уж ты перебил всех чудищ, что встретил, лучшей у нас нет. Да и среди описанных существ достаточно территориальных, и даже малоедящие имеются, так что, возможно, не все так плохо. Полистай на досуге, может, найдешь кого интересного. Я сама не берусь судить, который из описанных монстров перспективнее, — она лукаво глянула на Кьелла, — но у нас ведь есть один самозаявленный великий специалист по чудовищам. Дерзай, винкона, буду ждать результатов твоего анализа.

— Меня окружают разумные с отличной памятью, — вздохнул гламфеллен, закрывая книгу. — Это было бы хорошо, если бы они не норовили меня подколоть всякой ляпнутой мною в прошлом ерундой. Ладно, похоже, наши возвращаются, — он указал на две телеги, влекомые лошадьми в направлении «Онеказы», и идущие рядом с ними знакомые фигуры. — Пора готовиться к отплытию.

Солнце едва начало клониться к закату, когда джонка, успешно проведенная дежурившим в бухте заклинателем воды мимо всех мелей, оставила Некетаку за кормой, влекомая попутным ветром к рауатайской колонии Хасонго.

***

Кьелла одолевала бессонница. То ли от волнения за любимую женщину, чьи телохранители уже продемонстрировали свою ненадежность единожды, то ли из-за качки, что была сегодня резче обычного, но сон так и не пришел к нему. Поворочавшись немного на койке, он решил не успокаивать разум медитативными техниками, а подняться на палубу, подышать свежим морским воздухом, и посозерцать луну и звезды — подобное времяпрепровождение расслабило бы его не хуже. На палубе его встретили сонные вахтенные, без слов напевающий под нос песенку Освальд — гламфеллен с легким удивлением узнал недавно исполненный им «Вечер на рейде», — и Рекке, тренирующийся с саблями. Клинки свистели в его руках, взрезая воздух в коротких движениях, споро мелькая по незамысловатым траекториям, чаще — в паре, реже — поодиночке. Стиль, демонстрируемый рыжеволосым воином, дышал некой первобытностью и бесхитростной силой. Так, наверное, древний мезоамериканский воин мог опускать макуауитль на голову врага, или же, и вовсе, неандерталец крушил бы каменным топором дикого зверя. Заметив бледного эльфа, Рекке приветственно махнул ему, и некоторое время стоял на месте, глубоко дыша — успокаивал дыхание.

— Тоже не спится? — осведомился Кьелл, усевшись на фальшборт и хлопая ладонью рядом с собой. Рыжеволосый, подойдя, не чинясь присел.

— Та. Нет, — без паузы ответил он, обезоруживающе усмехаясь. — Тренироваться надо, а днем не могу — людно. И не спится тоже. Чужой тут воздух.

— Чужой, говоришь, — задумчиво протянул гламфеллен. — Я вот тоже так думал какие-то пару месяцев назад. Но сегодня, он мне роднее родного. Так что привыкнешь еще.

— Как ты, я не смогу — меня в Некетаке не ждет милая, — хитро ухмыльнулся Рекке.

— Чертовы сплетники, — пробормотал Кьелл. — Интересно, это было первым, что тебе разболтали, когда ты выучил достаточно аэдирского? Или первым было местонахождение наших запасов пива?

— Прости, Кьелл, — повинился рыжий. — Не за пиво, — тут же добавил он с широкой улыбкой. — За другое.

— Чего уж там, — махнул рукой гламфеллен. — Расскажешь про свою родину? Где она, на что похожа?

— За краем твоей карты, — выдал хитрую улыбку воин. — Йезуха — имя моей родины. Мой город — Липасалис. Там много холоднее, чем здесь. Зелени больше, воздух чище. Штормов много, — он ностальгически улыбнулся, глядя вдаль, — но добрых. Дождь все освежит, ветер — тоже. А кто от молний не прячется — сам дурак, — Кьелл прыснул, застигнутый врасплох последней фразой.

— Холоднее, говоришь? — спросил он, отсмеявшись. — Помнишь Мертвую Льдину? Она — один в один моя родина. Те же снега и льды. Соплеменники нашего Ватнира всегда так жили. Ты как, с Ватниром познакомился? — спросил он с толикой интереса.

— Та. Пить умеет, байки хорошие знает, одно плохо, — Рекке заговорщически понизил голос, — табак любит крепкий, все им провонял.

— Хм, вот уж не заметил, — удивленно ответил бледный эльф. — Так о чем я? А, точно. Моя семья ближе к лесу жила — на зверя ходили, рыбу ловили больше в реках, чем в море, печи топили деревом, а не ворванью… Снег в Белом Безмолвии лежит круглый год, разве что подтаивает на пару месяцев. А у вас как?

— Теплее, намного, — йезуханин с удивлением хмыкнул. — Снег всего пять месяцев лежит. Еще восемь месяцев — шторма, но разные. Леса тоже есть, — он потянул руку в небо, — высокие, и воздух в них хороший. Много доброй охоты — лось, кабан, — он ухмыльнулся, — медведь, если риск любишь.

— В общем, средняя полоса, но с штормами, — пробормотал Кьелл. — А разумные? Все такие, — он сделал неопределенный жест, — увлекающиеся, как ты?

— Разумные у нас самые лучшие, — преувеличенно оскорбленно выдал Рекке. — Если дерутся, то до крови и синяков, но без злобы. Если любят — то на всю жизнь, но без ссор. Если воюют, — он чуть посерьезнел, — то пока враги не кончатся. Но зла на побежденных не держат.

— Звучит замечательно, — почесал подбородок гламфеллен. — Как думаешь, вернешься еще домой?

— Хотелось бы, — вздохнул рыжеволосый воин, — но трудно это будет. Далеко, и все сквозь шторма, — он соскользнул с фальшборта на палубу, и указал вдаль. — На восход… Посмотри, Кьелл, что это? — тронув бледного эльфа за плечо, он указал вниз, в темные морские воды. Гламфеллен присоединился к нему, перегнувшись через фальшборт.

— Вот уж не знаю, — озадаченно выдал Кьелл. — Рыбы какие, что ли?

«Онеказу» окружил сонм огоньков, плывущих совсем рядом с кораблем. В ночной темноте казалось, что джонка стоит на месте среди усеявших воду неярких фонариков. Вот один из странных светлячков засиял ярче, и мирная картина изменилась в мгновение ока, превратившись в ночной кошмар.

Огоньки оказались подобием фонаря рыбы-удильщика, устроившегося на башке жуткой твари, человекоподобной до пояса, но с многочисленными щупальцами вместо ног, тонкими, черными, и усеянными крючковатыми костяными шипами. Цепляясь ими, и мощными когтями на руках, за доски борта, они лезли вверх, скалясь острейшими зубами в широченных пастях.