Зачем мне Сулейманов трон? Я пред тобой влачусь в пыли.

Лукавой красотой пьяня страдальца, павшего во прах,

Увы, прошла мимо меня моя красавица вдали.

И старцы, в свитке прочитав о диве красоты твоей,

Безумно бросились стремглав — к тебе, согбенные, пошли.

И сердце в медленном огне сгорает от любви к тебе, —

О, как бы муки страсти мне совсем все сердце не сожгли!

Сто мук на голову мою обрушила в разлуке ты, —

Влюбленный, плача, я молю: «Приди, печали утоли!»

О, пощади, будь не строга, доверься мне и другом будь, —

Я — раб, смиренный твой слуга, все совершу — лишь повели!

«О ты, создатель всех людей», — взывает твой несчастный раб, —

«Страдальцу в просьбе порадей — молящего возвесели!»

Предвечный кравчий мне налил, и я пригубил хмель иной, —

Поверь: уже не стало сил хмелеть от блага сей земли.

«О, сжалься, мой прекрасный друг!» — взывает горестно Машраб, —

Увы, страдания разлук мне тяжко на плечи легли!

* * *

Я о любви лишь молвлю слово — весь мир в единый миг сгорит,

Скажу, в чем тайн моих основа, — и враз любой тайник сгорят.

Когда в любви горят от пыла и проливают реки слез,

Влюбленных покидает сила — вся грудь у горемык сгорят.

Один, я с муками моими сгораю в пламени разлук, —

Едва твое я вспомню имя — от радости язык сгорит!

Как о тебе, меня томящей, мне, горемыке, рассказать?

Вся плоть моя — огонь палящий уж до костей проник — сгорит.

Когда я тщетно жду свиданья, жестокий крик терзает грудь, —

Я закричу — все мирозданье в ответ на этот крик сгорит.

Дано сгубить меня напастям, а ты — в печалях о другом,

Ты не придешь ко мне с участьем — от стона сердце вмиг сгорит.

Машраба памятью минуя, о нем и слова не скажи:

Едва лишь в Судный день вздохну я — сам райский сад-цветник сгорит.

* * *

Взглянуть на дивный, милый лик пришел я, одержимый,

И сто уловок хитрых вмиг увидел от любимой.

Сто жизней бы имел — сполна все ей принес бы в жертву, —

Самой бедой идет она, и взор — неотразимый.

О сумасброд, в любви хмельной, пади безгласной жертвой, —

Чернеют косы за спиной волною непрозримой.

Я в суетной толпе мирской влачился в лютой жажде,

И кубок милою рукой мне дан был несравнимый.

Пасть жертвой будь, Машраб, готов за сахар уст-рубинов

И за жемчужный ряд зубов красы неизъяснимой.

* * *

Принарядилась, хороша, краса моя прекрасная, —

Знать, кровь мою пролить спеша, она оделась в красное!

Не знаю, с кем в лукавстве злом вином она потешилась,

А раскраснелась вся челом, как будто солнце ясное.

Нет, не волшебен, а жесток взор ее, томно- сладостный, —

Ее на горе создал бог себе рукою властною.

Она зашпилит пряди кос красивыми заколками —

Блеснет красой волна волос, с ее красой согласная.

На прахе, о Машраб, твоем взрастут цветы багряные, —

То пламенным горит огнем твоя душа несчастная.

* * *

Испив багряного вина, она, челом красна, пришла,

Сверкая взором и грозна, игрива и хмельна, пришла.

И стрел ее удар был лют, и зло закушены уста,

И сердца моего сосуд она, разбив до дна, пришла.

И, распустивши пряди кос, она сверкала красотой,

Как будто, благовоньем роз овеяна, весна пришла.

С отточенным мечом в руках, с колчаном, полным острых стрел,

Она меня разбить во прах — жизнь мою взять сполна, пришла.

Бедняк Машраб в чаду своем стенает горестно навзрыд:

Она, чьим бедственным огнем мне пытка суждена, пришла.

* * *

Отшельник, не стыди меня, что лик мой, как ожог, горит, —

Так по ночам в пылу огня несчастный мотылек горит.

В твоих нарциссовых очах кровавая таится казнь,

А на рубиновых устах, как кровь, багряный сок горит.

Да, все отшельники подряд — и те в огне любви горят,

И каждый, кто огнем объят, хоть от огня далек, горит.

Машраб, и ночью ты и днем изнемогаешь от любви:

Кого разлука жжет огнем, тот, даже одинок, горит.

* * *

Лейли подобен облик твой — ты так красива, говорят,

А я — Меджнун, что за тобой бредет пугливо, говорят.

Я головы не подниму, стеная у твоих дверей, —

Как ни стенаю — ни к чему вся страсть порыва, говорят.

Я у врачей искал удач: «Возможно ль исцеленье мук?»

«Не лечат, — отвечал мне врач, — такое диво, говорят!»

Скажи мне, где Меджнун, Лейли, ответь мне, где Фархад, Ширин?

Они прошли и отошли, — все в мире лживо, говорят.

Пыль со следов собак твоих Машраб прижал к своим очам, —

Прах этот — мазь для глаз людских, — все так правдиво говорят!

* * *

Что мне сетар, когда со мной беседу поведет танбур?

Распутает в душе больной мне все узлы тенет танбур.

Когда гнетет меня недуг от суесловия врагов,

В печалях самый лучший друг, мне слух струной проймет танбур.