К моей Лейли лети, спеши, мои страданья опиши —

Рассказ, как бедствует в глуши Меджнун несчастный, передай.

И — как, увы, она чужда и сердцем как она тверда,

Как властью надо мной горда, — ей, злой и властной, передай.

Скажи, как на весах невзгод весом ее жестокий гнет, —

Мольбу — мол, может быть, придет — ты ей, бесстрастной передай.

* * *

О ласковый мой ветерок, друг моих бедствий в тревог,

Ей зов того, кто изнемог в беде всечасной, передай.

Покинул я ради нее мое убогое жилье, —

Ты ей стенание мое — мой зов безгласный передай.

Она — мой луч, она — мой свет, она — очам моим рассвет, —

Ты ей, как мучусь я от бед в судьбе злосчастной, передай.

Зачем ей знать мою беду, мою безмерную страду?

Ты ей, что жертвой я паду, на все согласный, передай.

И знаю я: Машраб умрет, — так повелел мне небосвод, —

Ты это ей, чья речь — как мед, — ей, сладкогласной, передай.

* * *

Оставлю Наманган и дом, — кому есть дело до меня?

Умру я в городе чужом, — кому есть дело до меня?

Я в мире хмель любви обрел, кипел я страстью, как котел,

Я этот бренный мир прошел, — кому есть дело до меня?

Любовь горька и тяжела: она, послав мне бремя зла,

Меня безумцем нарекла, — кому есть дело до меня?

И оставаться здесь невмочь, и нету сил уйти мне прочь,

И пыл любви не превозмочь, — кому есть дело до меня?

Страдать ли здесь от жгучих ран, уйти ль обратно в Наманган,

Пойти ль к пределам дальних стран, — кому есть дело до меня?

Как горек этот дол, Машраб, не знают люди, как ты слаб,

Уйти отсюда, но куда б? — Кому есть дело до меня!

* * *

О, как меня томишь ты злом, — когда ж ему конец придет?

Мне ноги вяжешь ты узлом, и как распутать узел тот?

Едва я твой заслышал зов, пошел скитальцем я бродить,

Я свыкся с лаем твоих псов, и кто ж от них меня спасет!

Весь мир в мученьях изнемог, томясь в сетях твоих кудрей,

Но как порвать хоть волосок весь мир опутавших тенет?

Морям любви не знать препон, и рек любви не заградить,

А ты — ты ставишь им заслон, и кто ж, скажи, его сметет!

Ну что ж, обрядом обойди вокруг Каабы всех сердец,

Но сердце хоть в одной груди разрушишь — рухнет горний свод!

Терпи безумие, смирясь, Машраб, ты истиной пленен,

А сокровенной тайны вязь узлы не прочно ли плетет?

* * *

При жизни ли влюбленный любимую узрит

Иль будет, изможденный, разлукою убит?

Сжигаем ли гореньем он будет одинок

Иль соловьем весенним он розу истомит?

Усталым, изнемогшим в разлуке я томлюсь, —

Моим очам поблекшим ты явишь ли свой вид?

Сказал я сердцу: «Встречи с любимою не жди!»

А сердце: «Что за речи! Кто ж нас разъединит!»

Мне, кравчий, сердце студит, налей, — да стану пьян, —

Иначе кем же будет мой кубок сей налит?

Любимая, на части мне душу рвет любовь, —

Придешь ли ты? От страсти стенаю я навзрыд.

Машраб, от века муки тебе даны судьбой, —

О, кто ж, друзья, в разлуке мне выжить пособит?

* * *

В губительном огне меня сожгла красавица,

Спалила сердце мне огнем дотла красавица.

Плоды в сени ветвей я в кущах сердца вырастил,

Я пел, как соловей, — мне не вняла красавица.

Ресницы-острия мне грудь язвили муками, —

О, как же месть твоя мне тяжела, красавица!

О, сколько есть вокруг скитальцев погибающих, —

Меджнуном в страны мук меня гнала красавица.

И брови-луки бьют, как птицу, сердце стрелами,

О, как же гнев твой лют и как ты зла, красавица!

И был уж я ведом к концу моему смертному,

Но вдруг в мой жалкий дом, смягчась, пришла красавица.

И я очнулся вмиг и встал, собравшись с силами,

И вдруг, открыв свой лик, речь повела красавица.

И все ж Машраб в огне обрел предел мучениям:

Велела гибнуть мне в юдоли зла красавица.

* * *

Твоею жертвою я стану, лишь приоткрой свой дивный лик,

Жизнь хочешь взять — приму я рану, срази мечом в единый миг.

Век Хызру дан был бесконечный водою чудо- родника,

Даруй мне благо жизни вечной — открой мне уст твоих родник.

Твой лик и стан душой смущенной припомню — в сердце хлынет кровь, —

Моею кровью орошенный, воспрянет стан твой — чаровник.

Два локона со станом юным — не образ ли твоей души?

В ней, «джимом» обрамлен и «нуном», «алиф» — твой стройный стан возник.[2]

Два полумесяца впервые восходят враз на небесах:

Два новолуния живые — вот двух бровей твоих тайник.

Когда о счастье я толкую, мне говорят:

«Испей вина!» —

О, как бы я воскрес, ликуя, когда б хмель уст твоих постиг!

Вино