Нет, пустодумы не поймут нетленной ценности его,

А мне дарует вечный суд — весть всеблагих высот танбур.

Когда, узрев любимый лик, я вновь томлюсь в плену разлук,

Игрою струн в единый миг всю грудь мне рассечет танбур.

Как и красы любимой вид, он душу радует мою,

Мне огненной струной звенит про образ дивный тот танбур.

Пронзает, жаром пламени, насквозь сердца влюбленных он:

Единой искрою огня все сердце мне прожжет танбур.

И так твой разум отняла, Машраб, жестокая твоя,

А тут еще всю грудь дотла сжигает в свой черед танбур!

* * *

Надела неземной наряд красотка розотелая —

И сник, смущением объят, печальный, оробело я.

Как кипарис — твой стройный стан, а лик твой солнцем светится,

Ты — кипарис мой и тюльпан, ты вся — жасминно-белая.

Не знаю, как пройти я смог: язвят ресницы стрелами,

Прошел — и с головы до ног изранился об стрелы я.

И сад Ирама — гулистан, поверь, совсем не нужен мне:

По всей груди — соцветья ран, словно тюльпаны зрелые.

Тебе, увы, меня не жаль, твой меч сечет мне голову,

Машраб, гнетет тебя печаль, тебе твой саван делая.

* * *

Ты, чья брови — как михраб, мне как божество дана,

Ты мне в сердце свет лила б — ты ведь солнце и луна.

Я к тебе — во прах у ног — как к святыне припаду,

След твой — всеблагой порог мне в любые времена.

Память о тебе — мой друг, оба мира мне — враги:

Как пошлешь ты войско мук — мне прибежище она.

Если ж невзначай войдет в сердце дума о другой,

Да сгореть мне от невзгод, — знать, моя была вина!

Не бывать в душе моей мыслей ни о ком другом, —

Я — в силках твоих кудрей, мне опасность не страшна.

То не тучи в вышине, а стеною льется дождь, —

Небо плачет обо мне, и от стонов высь черна.

Конь ли твой, лишен чутья, вдруг запнулся на пути?

Нет, во прахе — плоть моя под копытом скакуна.

И кого ж винить-то мне, что сгораю я в огне?

По моей лихой вине мне и мука суждена.

Умертвишь ли, оживишь — воля милости твоей,

О мой властелин, услышь: верен раб тебе сполна.

Я пока что жив и цел, а умру — мне быть с тобой,

Рая горнего предел для меня — обитель сна.

О Машраб, во прахе ляг на заветный тот порог,

Другом быть ее собак — счастью твоему цена!

* * *

Был, увы, я сотворен для любви несчастной,

И неверной был прельщен девою прекрасной.

Гибну, жаждой изможден, я в глухой пустыне,

А тобою воплощен океан бесстрастный.

Жизнь отнимешь — я сражен, о услада сердца, —

Пасть готов я, сокрушен, жертвою безгласной.

Видно, гибнуть осужден я самой судьбою,

Я разлукой отрешен в дол тоски всечасной.

Я скажу, как я смущен, о владыка мира:

Я скитальцем быть рожден, ты — султан всевластный.

Я горю в пылу пламен, горестный влюбленный,

Днем и ночью только стон слышен мой ужасный.

Войско бед со всех сторон рушит меня силой,

Мучусь, жаждой изнурен, я в тоске напрасной.

Нрав твой щедро одарен злостью и лукавством, —

Мотыльком лечу, спален, на огонь опасный.

Как Меджнун мечусь, влюблен, — средства нет от боли,

Я с младых моих времен в муке ежечасной.

Одержим Машраб, смятен, — что, друзья, сказать вам?

Не стыдите его: он — раб судьбы злосчастной.

* * *

О моем безумстве слава всем понятней всякой были,

И теперь Меджнуна, право, в целом мире позабыли!

Так в любви не истомятся никогда Фархад с Меджнуном, —

Нет, вовеки не сравняться им со мной в любовном пыле!

Ты теперь других изрядно стрелами ресниц терзаешь, —

Я-то знаю, сколь нещадно стрелы душу мне язвили!

Что ни миг — то тяжко станет сердцу от камней печали,

И людская зависть ранит, — по сравнится с ней по силе!

Хмель любви Машрабу раной лег на страждущее тело, —

Как никто, от страсти пьяный среди всех людей не ты ли?

* * *

Лишь выйду — и на скакуне навстречу мне она спешит,

Бутон, расцветший по весне, она, красой красна, спешит.

Ресницы стрелами меча и грозным взором всех разя,

Она, как пламя горяча, челом озарена, спешит.

И уст ее хмельная сласть пьянит всех встречных, как вино, —

Она, в пылу разгорячась, как будто от вина, спешит.

Всю душу жаром пламеня и страстной ревностью томя,

Восторгом опьянив меня, ко мне сама весна спешит.

Ей другом быть никто не смел: она равно со всеми зла,

И мне грозят ресницы стрел: ко мне она, грозна, спешит.

Стерпеть ли, как ни терпелив, разлуку долгих-долгих дней!

Она, лишь сердце мне пронзив и сил лишив сполна, спешит.

От бед моих и от невзгод ну как не умереть, друзья?

Она всю душу мне сожжет и — видеть пламена спешит!

И грешников и всех святош она к