Раб моих напастей грозных, сир, в пустыне я рыдаю, —

От ручьев кроваво-слезных степь огнем горит багрово.

Все, кто шел стезею зрелой, с этим миром связь порвали, —

О Машраб, и ты так сделай, не безумствуя бредово!

* * *

Тьмою кос твоих томимый, я смятен душою ныне,

Не найдя пути к любимой, сломлен я судьбою ныне.

Мир был весел изначально — прежде люди веселились,

Жизнь моя стократ печальна, в мире все иное ныне.

Если б эта чаровница на влюбленного взглянула,

В рай смогла бы превратиться хижина изгоя ныне.

Ты ко псам ее, бедняга, о Машраб, теперь допущен, —

Боже правый, что за благо светит над тобою ныне!

* * *

Ни минуты нет покоя, лишь с бедой знаком

Машраб,

Ты сияешь красотою — вьется мотыльком

Машраб...

В этот мир закрыл я двери, мир грядущий близок мне, —

Что мне ангелы и пери! Стал им чужаком Машраб.

Любо мне теперь иное — с бедняками я дружу,

Днем и ночью пью вино я, лишь к вину влеком

Машраб.

Удивится беспредельно каждый видящий меня:

От людей живет отдельно, от себя тайком Машраб!

Словно молния сквозная, бродит по свету хмельной,

О себе вестей не зная да и не о ком, Машраб!

Нет, не тайною сокрытой славен я, а простотой:

Весь нагой, босой, разбитый, бродит простаком

Машраб.

На стезе нелицемерной ты, Машраб, обрел свой путь,

Истинному хмелю верный, сущ ты не в мирском,

Машраб!

* * *

От любви к тебе сгореть я, одержим тоской, мечтаю,

И своей окрасить кровью я весь мир-мирской мечтаю.

Если же хоть раз позарюсь на чужую красоту я,

Выколоть себе же очи я своей рукой мечтаю.

Если крови моей жаждешь ты, меча ресницы- стрелы,

Мотыльком лететь на светоч я, забыв покой, мечтаю.

Я в степях любви скитаюсь, дикой жаждой истомленный, —

Дай вина мне, виночерпий, пить я день-деньской мечтаю.

Пощади же, чаровница, и с чела сними завесу, —

Изнемогший, я упиться красотой такой мечтаю.

За тебя Машраб два мира позабудет, чаровница, —

Пожалей же, я увидеть лик твой колдовской мечтаю.

* * *

О твоей красе тоскуя, грустный, день и ночь я плачу,

Одержимый, в степь безумья вдаль бредущий прочь, я плачу.

Тайну, ранящую сердце, силы нет тебе поведать, —

Боли ран и муки горя мне не превозмочь, — я плачу.

О красавица, красою словно солнце и луна ты,

А уста и речь, что сахар, — до сластей охоч, я плачу.

Ты — весенний сад, раздолье кипарисам и тюльпанам, —

Соловьем в саду стеная, горько во всю мочь я плачу.

Я красу твою увидеть, о красавица, мечтаю,

У дверей твоих, не зная, как беде помочь, я плачу.

Из очей моих потоки слез кровавых горько льются, —

Образ твой едва лишь вспомню — мне совсем невмочь, я плачу.

* * *

В огне любви пылая, я, весь спален, рыдаю,

О чаровница злая, я от пламен рыдаю.

Моя мечта хмельная — хмель уст твоих багряных,

А я иду, стеная, в хмельной притон, рыдая!

Тьма кос твоих красивых меня томит безверьем, —

В притоне нечестивых я, посрамлен, рыдаю.

То соловьем зальюсь я, то горлицей томлюсь я,

В глуши совою злюсь я — глотая стон, рыдаю.

Меня лукавством юным ты, как Лейли, погубишь, —

В степи разлук с Меджнуном я, отрешен, рыдаю.

И мне ль брести скитальцем в глухие горы- долы, —

Ведь я и здесь страдальцем из тех сторон рыдаю.

Потопом расхлестнуться печаль мне повелела:

Джейхуном слезы льются — я, сокрушен, рыдаю.

Твоей красой прекрасной зажжен, весь мир пылает, —

Я — мотылек несчастный, Машраб, сожжен, рыдаю.

* * *

О, я к моей возлюбленной питаю страсть особую:

Нальет мне — хоть и сгубленный, а все ж вина попробую!

И рай не славословлю я с дворцами и чертогами:

Вот заведу торговлю я — продам его с утробою!

И вижу, горемыка я: весь мир — что тьма кромешная,

И в ней ты, среброликая, сверкаешь высшей пробою.

Всегда ханжой-святошею влюбленный порицается, —

Найду стрелу хорошую на злобу твердолобую!

В жар преисподней прогнанный, Машраб рыдает горестно, —

Твоей любовью огненной расплавить ад попробую!

* * *

Едва игривый взор твой заблестит —

И тотчас застенаю я навзрыд.

О злая, твоя злость меня убьет,

Меня гнетешь ты тяжестью обид.

Неверная, ты сердце отняла,

И птицею оно к тебе летит.

Едва ты яркой розою мелькнешь —

Безумец, я твоей красой убит.

Страдалец, от тоски сгорел Машраб,

Зимой и летом стон его томит.

* * *

С Меджнуном мы за годом год в пустынях, изнывая, шли —

Среди лишений и невзгод искали вместе мы Лейли.

О, смилуйся и, не гоня, внемли моей немой мольбе:

Кого еще, как и меня, мученья страсти извели!

И сотней жизней наделен, все брошу пред тобой во