– Ах, Вы об этом! Хочу спасти себя, душу свою, обратившись к Богу.

– Но разве нельзя это сделать, как все, как обычно? В церкви.

– Мне – нет, – ответила Дуня, посмотрев на Ивана. – Нужно избавиться от греха, от плотского, по-другому не получится. Я всё время думаю о нём.

– Неужели всё время? – вырвалось у Трегубова.

– Да, – женщина опустила голову, – вот смотрю на Вас, и всякое лезет в голову, мысли греховные.

Иван растерялся от такого откровенного признания.

– А муж Ваш что думает про это? Про обряд и, э – э… последствия.

– Так нету у меня мужа, поэтому нету, – Дуня снова повернулась лицом к Ивану. – Я раньше к хлыстам ходила, кто ж теперь возьмёт такую как я, гулящую. Вот поэтому я и здесь, нужно спасать себя, пока можно.

Трегубов не нашелся, что на это ответить и решил промолчать, рассматривая пришедших на радение сектантов.

– А у Вас есть жена? – вдруг спросила женщина.

– Нет.

– А знаете что? – Дуня посмотрела Ивану в глаза и положила свою руку на его. – Не хотите тоже присоединиться к нам? Вы молодой, но Вам тоже пора задуматься о душе. И тут такие правила, что нам могут отложить обряд, если будет возможность заиметь ребеночка.

– Знаете, я пока не думал о таком, – Иван осторожно освободил руку. – Смотрите, что это начинается?

В центр комнаты, к кресту, который Дуня украсила лентами, вышел седой старик с длинной седой бородой и усами, над которыми хищным клювом торчал изогнутый нос. Старик цепким взглядом прошелся по присутствующим. На секунду его оценивающий взгляд остановился на Трегубове, а затем двинулся дальше.

– Это брат Ветер, у паруса – старший брат Афанасий. Сейчас начнётся, – более тихо прошептала Дуня.

– Парус? – удивился Трегубов.

– Да, это крест.

Внезапно все встали. Иван посмотрел на вставшую на ноги Дуню и тоже поднялся, решив не выделяться. Брат Афанасий запел высоким красивым голосом. Песню подхватили певцы. Хор, действительно, был отменный. Трегубов заслушался. Он не понимал все слова, но смысл песнопения был простой: скопцы возносили благодарность и приветствовали своего бога Селиванова.

Когда песня закончилась, Афанасий достал книгу и начал зачитывать из неё отрывок. Трегубов по стилистике предположил, что это Библия, но до конца не был уверен. Не делая перерыва, Афанасий закрыл книгу и снова запел. Как и в первый раз, песню подхватили певцы. На этот раз песня – молитва посвящалась пришедшим скопцам. Она не продлилась очень долго. Когда певцы закончили, Афанасий предложил всем сесть. Он ещё раз внимательно осмотрел лица собравшихся, словно ища в них частицы то ли порока, то ли, наоборот, святости.

Затем брат Ветер начал говорить, а говорил он очень проникновенно, хорошо поставленным голосом. Афанасий говорил, о боге, о любви к нему, о том, что только уничтожив плоть, можно полностью очиститься от греха и голубем улететь к обожаемому божеству.

Ивану даже стало казаться, что всё именно так и есть, как говорит Афанасий. «И что за люди могут ненавидеть скопцов? Они же во многом правы», – Трегубов повернул голову и увидел широко открытые глаза и восхищенный взгляд Дуни, направленный на Афанасия. Она слегка покачивалась, сидя на стуле.

Голос брата Ветра постепенно снова перешел на пение. Певцы снова встали и через некоторое время начали подпевать. Гармония хорового пения стала доминировать над словами песен или псалмов, которые сейчас исполнялись. Она полностью захватила внимание Ивана.

Все остальные снова встали и сделали по несколько шагов вперёд. Иван встал, но к кресту не пошёл.

Скопцы, включая Дуню, составили хоровод вокруг брата Ветра. Они стали ходить вокруг него, восхищенно подпевая воздевшему руки Афанасию. Затем экзальтация вышла на новый уровень: голос брата Ветра брал ноты всё выше и выше, хоровод разомкнулся и скопцы, закатывая глаза и заламывая руки, начали чередовать какие-то фантасмагорические позы. У Ивана голова пошла кругом от скопцов и от движения их теней, отбрасываемых на стены сруба в свете свечей.

Неожиданно на хорошо освещенном участке комнаты Иван заметил Дуню. Женщина тяжело дышала, её грудь ощутимо вздымалась и опускалась. Рот был открыт, а широко распахнутые глаза смотрели вперед. Но не на Афанасия, а на Ивана. Когда Дуня увидела, что Иван её заметил, плотоядная улыбка стала расползаться по её лицу.

«Э, нет, – подумал Иван, – здесь тебе не хлысты, а собрание скопцов».

Действия скопцов уже потеряли коллективную стройность, каждый делал, что хотел. Двое прыгали, взявшись за руки, под ногами у них тут же другой скопец бил челом, стоя на коленях. Дуня, не сводя глаз с Трегубова и продолжая бездумно улыбаться, направлялась прямо к нему. Внезапно пение Афанасия прекратилось, его срывающийся на визг голос затих. В корабле скопцов воцарилась звенящая тишина. Они перестали скакать и молиться, и снова развернулись лицом к Афанасию. Тот очень тихо, но отчетливо слышно в полной тишине, затянул что-то новое. Что-то про бога Селиванова и радости его любви.

Трегубов понял, что это окончание радения. Что оно, как и начиналось, заканчивается восхвалением бога скопцов.

Наконец Афанасий замолчал, многие скопцы благодарно опустились на скамьи, лишившись сил в столь своеобразных танцах. Дуня тоже остановилась и, не дойдя до Ивана, ушла поговорить с кем-то из участников радения. Трегубов облегченно вздохнул.

– Это Вы из полиции? – Иван повернулся, перед ним стоял брат Афанасий. – Меня предупредил о Вашем приходе Егор Ефимович.

– Да. Я хотел бы опросить людей в связи…

– С убийством? – прервал его Афанасий. – Посмотрите на них, кого Вы можете сейчас нормально опросить? К тому же уже поздно.

Трегубов посмотрел на уставших и опустошенных людей. Вряд он сможет получить от них нужную ему информацию. Однако, у него есть задача, поставленная Столбовым.

– Но… – начал Трегубов.

– Не нужно никаких «но», молодой человек, – снова жестко прервал урядника Афанасий. – У нас было только два новичка: это Дуня, – уверен, что её Вы заметили, – и ещё один мужчина, которого привели сами сёстры, и его я сегодня не вижу на корабле. Степан, подойди сюда!

– Но может быть замешан кто-то из более старых, гм, членов, – возразил Трегубов, когда к ним подошел скопец Степан, одетый как певец.

– Нет, из тех, кто с нами приехал из Тамбовской губернии, никто не замешан.

– Вы так уверены?

– Да, я уверен. Душа каждого из них для меня – прочитанная книга, никто на это не способен. Да и зачем?

– Деньги! Разве не повод?

– Их нельзя спрятать или незаметно потратить в нашей общине. Я настаиваю, что это пропавший новичок. Степан, ты не помнишь, кто это такой?

– Его