Шрифт:
Закладка:
Во второй наш визит, выяснив необходимые детали, он сказал нам готовиться к отъезду в кратчайшие сроки. Действительно, утром третьего дня нам сказали стоять под часами на железнодорожной станции вечером, в шесть. В половине пятого все мы были на месте, в ожидании. Наконец, сотрудник консульства, упрекая нас за то, что нас не было в нужном месте, велел следовать за ним. Он привел нас к поезду, и мы охотно погрузились в вагон. Он настаивал, чтобы мы вели себя вежливо во время поездки, дабы не стать причиной неприятностей для консула. Нам сказали, что консул позаботился обо всем, касающемся наших бумаг, поэтому у нас не будет излишних забот. К счастью, как раз перед нашим отбытием, человек из консульства внезапно спохватился и отдал нам наши документы.
Мы начали петь, довольные отъездом. Целых два часа прошло в таком беззаботном настроении, вскоре объявили чешскую границу. Контролер сказал нам, что пересаживаться в другой поезд нам не нужно, поскольку после пересечения границы наш вагон для дальнейшего путешествия прицепят к другому поезду. Столь хорошие новости еще больше подняли нам настроение. На границе венгерский представитель передал наши бумаги своему чешскому коллеге. Затем, во время короткой остановки на нейтральной территории между границами, на подножку нашего вагона вскарабкались несколько военных полицейских. Они вошли в вагон и, как только поезд достиг Чехословакии, попросили нас выйти. Мы объяснили, что вагон прицепят к другому поезду и нас заверили, что нам не нужно из него выходить. К нашему удивлению, они вытолкали нас из вагона штыками. На платформе нас уже ждали другие военные полицейские и, грубо подталкивая, провели в комнату ожидания. Вскоре появился офицер и приказал нам раздеться. Наше приключение принимало скверный оборот. Ответом на наши возмущенные вопросы служили лишь презрительные насмешки.
Что случилось? Нам отчаянно необходимо было знать! Я попросил офицера разрешения сходить в туалет. Он разрешил, меня сопровождали двое солдат. Они с удовольствием взяли осторожно предложенные мною деньги и удивились тому, что мы не в курсе происходящего. Они рассказали, что множество групп коммунистических агентов, таких как мы, отправляли в советскую Россию в обмен на венгерских офицеров. Запахло жареным, сомнений не осталось. Нас похитили, все это оказалось мерзким обманом, обставленным украинским консулом.
Когда я вернулся в комнату ожидания, офицер держал в руках наши досье.
«Вы, – спросил я его, – правда считаете нас коммунистическими агентами?»
«Мы принимаем вас именно за тех, кем вы сами себя считаете, – ответил он, – и с того момента, как вы объявили о желании вернуться в советскую Россию коммунистами, Чехословацкое государство использует любую возможность помочь вам исполнить свое желание». С этого момента мы осознали свое положение.
Среди семнадцати человек нашей группы были князь Гедройц и полковник Удовиков, оба – герои Первой Мировой войны, получившие всевозможные почести и награды. Так как они не слышали слов чешского офицера, мне потребовалось длительное время, чтобы заставить их увидеть реальную ситуацию. Я был убежден, что нужно действовать здесь и сейчас, в Чехословакии, – потом будет слишком поздно! Полковник, в конце концов, уяснил, что я пытался ему объяснить. На обратном пути к поезду военные полицейские рассказали, что, не доезжая до Германии, нам нужно будет пересесть еще раз в Штеттине, на севере Чехии, неподалеку от Балтийского моря, где нас возьмут на борт советского корабля. Они заверили нас, что уже большое количество групп отправили подобным образом. Полковник Удовиков понял серьезность нашей ситуации, и мы лихорадочно набросали план действий.
В Подмокли-Подмонецке, последней станции Чехословакии, нас вынудили выйти и как скот согнали в какое-то помещение. По нашей просьбе в тюрьму прибыл военный начальник. Выслушав объяснения, он пообещал выслать нас в Прагу при условии, что мы сможем оплатить проезд. Мы собрали необходимую сумму, более обеспеченные оплатили за тех, у кого средств не было. Ожидая отъезда, мы расспрашивали прохожих через окна помещения, в какую сторону поезд отправляется на Прагу, а в какую – на Штеттин. Четверо ответили одинаково, поэтому мы знали: если локомотив будет слева, то он направляется в Штеттин. Но что мы могли сделать? Мы решили, что если нас будут забирать в Штеттин, тогда один из нас подаст команду, мы ляжем на перрон и подождем, что произойдет дальше.
Время шло, поезда приходили и уходили. Потом появились солдаты и стали грубо выталкивать нас через переполненную платформу к поезду.
«Паровоз слева. Ложись!»
Мы бросились на землю. Чешские солдаты начали бить прикладами винтовок – мы все начали кричать, в том числе и те, кого не били. Окна экспресса Константинополь – Штеттин открылись, нас мгновенно окружили журналисты и зеваки, громко выражавшие свое негодование таким обращением с беззащитными людьми. Мы отчаянно разъясняли, что мы – офицеры царской армии, похищенные советскими агентами.
Когда местный военный начальник появился вновь, полковник Удовиков поднялся, откинул накидку и с гордостью продемонстрировал увешанную наградами грудь. Он повернулся к начальнику и сказал: «Я – полковник русской царской армии. Слово чести русского офицера. Я прошу вас ответить, как чешского офицера. Куда вы нас отправляете?»
Начальник пришел в замешательство, но прежде, чем он сумел ответить, толпа закричала, что поезд идет в Германию через Штеттин. Полковник Удовников сел, а мы в один голос закричали: «Вы можете убить нас, но мы не поедем в советскую Россию!»
Окружавшие нас журналисты пообещали послать срочное сообщение представителям русских эмигрантов в Германии и разместить это же послание в немецких и чешских газетах. Военный начальник, растерявшийся из-за переполоха и задержки поезда, отправил его, а потом спросил, что мы хотим.
«Мы хотим увидеть настоящего представителя русских эмигрантов!» – крикнул кто-то. Несколько минут спустя появился г-н Вебер, бывший учитель немецкого языка в России. Он заверил, что предупредит немецкие власти и чешское правительство, так же как и представителей русских эмигрантов в этих странах. К счастью для нас, и г-н Вебер, и журналисты сдержали свое слово. Начальник приказал солдатам отвести нас в военные казармы.
На следующее утро с усталым видом появилась жена военачальника. Она принесла большую корзину выпечки, которую ночью сделала вместе с мужем, и попросила прощения за произошедшее ужасное недоразумение. Ее муж не знал действительного положения вещей и только выполнял свои обязанности. С этого момента он лично о нас позаботится. Между нами и начальником установились дружеские и доверительные отношения, с того момента относились к нам с большим уважением.
Минули три
