Шрифт:
Закладка:
А затем очень медленно провожу его головкой по своей щели, смачивая его, и опускаюсь ниже. Постепенно, пока не перестаю различать, мою или его дрожь я чувствую.
Я наклоняюсь вперед и обхватываю его шею руками, подстраивая свои мягкие изгибы под его стальные формы, и медленно ввожу его в себя. Ощущения точно такие же, как я и помнила: боль, пока он растягивает меня вширь, но вместе с этим и неутолимое блаженство.
Мои демоны начинают щекотать затылок, умоляя впустить их, чтобы они могли разрушить мой разум. Отвлечь меня от этого драгоценного момента, в котором я возвращаю себе то, что у меня украли. Поэтому я сосредотачиваю все свое внимание на мужчине, сидящем подо мной.
На его сбившемся дыхании, на сотрясающемся теле, на венах, пульсирующих на его шее, пока он старается не шевелиться.
Я прижимаюсь губами к его уху, и пьянящее ощущение силы поднимается по моему горлу и срывается с языка.
– Хочешь узнать, как легко я могу сломать тебя? – вкрадчиво шепчу я.
Он хрипит, когда я снова опускаюсь ниже, и уже больше половины его члена оказывается внутри меня. Мне кажется, что этого уже слишком много – и так мало одновременно. Его никогда не будет достаточно. Даже когда я буду полна до краев, мне будет хотеться еще.
Я не жду его ответа; моя тревога сжирает меня заживо, даже несмотря на то, что момент кажется мне подходящим. Таким, черт побери, правильным.
– Я люблю тебя, Зейд. И порой мне просто невыносимо это, – произношу я хриплым и срывающимся голосом. – Но ты – единственное, что помогло мне выжить. Ты спас меня. Даже когда мы были в разлуке, ты всегда спасал меня. И я надеюсь, что ты никогда не перестанешь охотиться за мной.
Его голова запрокидывается назад, глаза устремляются в потолок, и он замирает подо мной, такой же твердый, как каменные стены в поместье Парсонс.
– Отпусти меня, Аделин, – произносит он сдавленно. Я с трудом узнаю его голос.
Опускаюсь до самого конца, полностью насаживаясь на него. Камень трескается, и его грудь вздымается от резкого вдоха.
– Отпусти меня, мать твою, – снова вырывается у него.
Качаю головой, пусть он и не смотрит на меня. Его адамово яблоко дергается, когда он сглатывает.
Я знаю, о чем он просит. Он просит снять наручники. Он может освободиться от них и сам, если захочет. И тот факт, что он ждет, пока это сделаю я, о многом мне говорит.
У меня есть сильное подозрение, что несмотря на то, что говорит Зейд, он контролирует себя гораздо лучше, чем считает. Но как только металл упадет с его запястий, это развеется. Теперь, когда я отдала ему всю себя, я могу ощутить Зейда по-настоящему, в самом его неистовом состоянии.
И у меня нет ни тени сомнения, что он набросится на меня, едва наручники окажутся растегнутыми, но сейчас он словно изголодавшийся зверь, которого дразнят свежим мясом, стоя за пределами его клетки.
– Я не стану этого делать.
К черту, я должна воспользоваться преимуществом, пока еще цела.
Мой рот приоткрывается, пока я раскачиваюсь на нем, позволяя своим глазам закрыться, а голове откинуться назад, поскольку в месте нашего соединения неуклонно нарастает эйфория.
Комнату наполняют низкие рваные стоны, и я настолько погружаюсь в процесс насаживания на его член и ощущение того, насколько мне нравится использовать его тело только для собственного ублажения, что, когда его горячее дыхание веером проносится по моей шее, это похоже на пробуждение от лихорадочного сна. Я перестаю понимать, где нахожусь.
– Надеюсь, тебе это нравится, детка, – урчит он мне в ухо. – И ты наслаждаешься тем, что твоя красивая щель цела, а кожа нетронута.
У меня перехватывает дыхание от того, насколько зловеще звучит его голос. Он темнее, чем черная дыра, поглощающая звезды на небе. И ничто не способно ускользнуть от этой темноты – ни они, ни сам Зейд.
Я прижимаюсь к нему сильнее, стискивая зубы; его язвительные слова подтачивают мою решимость. Оба наших тела покрываются потом, но по совершенно разным причинам. Его – потому что он сдерживает своего зверя, в то время как мое тело свободно и неподвластно ему.
– Я тебя не боюсь, – лгу я дрожа и поворачиваю бедра так, чтобы конец его члена попал в то самое, заветное место.
– Какая жалость, – рокочет он, покусывая чувствительную плоть на стыке моих ключиц, заставляя мое тело дрожать в очередной раз. – Мне нравится, когда ты, словно маленькая испуганная мышка, трепыхаешься под моей хваткой и отчаянно пытаешься вырваться.
– Ты чувствуешь себя сильным? – спрашиваю я сквозь стиснутые зубы, повторяя вопрос, который он задавал мне совсем недавно.
В глубине моего живота нарастает оргазм, разрушая мой самоконтроль, и мои движения становятся хаотичными.
– Конечно чувствую, – шепчет он, и его глубокий голос кажется еще более темным и порочным. Наши стоны переплетаются, когда я дергаю бедрами. – Когда ты в моих руках, только тогда я чувствую, что этот мир достоин спасения.
Задыхаясь, я ускоряюсь, догоняя оргазм, он уже совсем близко.
– Тебе нравится кончать от моего члена, да, детка? Помни об этом всякий раз, когда тебе вдруг вздумается решить, что я тебе не нужен. Ничто не заставит твою маленькую киску чувствовать себя лучше, чем я. И смотри, мне даже не нужно ничего делать.
Мое зрение затуманивается, клитор трепещет. Я опускаюсь, насаживаясь на его член до тех пор, пока наконец не достигаю этой вершины.
Мою душу будто разорвали в клочья за считаные секунды. Из моего горла вырывается крик, хоть я и не слышу его. Не сейчас, когда каждая частичка моего сознания разбросана в сотнях тысяч различных измерений.
Больше нет ощущения времени и пространства, только цвета и чувство какой-то полноты. Словно раньше я была неправильно собрана, а теперь, когда я разбилась, эти кусочки наконец-то сошлись верно.
Это так чертовски затягивает, что к тому моменту, когда я прихожу в себя и снова оказываюсь в поместье Парсонс, я хочу вернуться туда опять. Куда бы я ни отправлялась, я хочу вернуться в это место.
Зейд опускает подбородок, выглядя в какой-то мере побежденным. Это так настораживает меня, что я отклоняюсь в сторону и достаю ключ, лежащий на тумбочке. В тот момент, когда я уже собираюсь с него слезть, он поднимает голову буквально на сантиметр.
– Не надо, – предупреждает он.
Не имея четкого представления о том, где именно сейчас находится его голова, я слушаю его голос и