от участия в правительстве в качестве второго министра от ДФП. 25 июня он все же дал свое согласие на вхождение Куртиуса в кабинет, но фракция оговорила весьма важное условие: депутаты рейхстага от ДФП официально занесли в протокол, что принадлежность Штреземана и Куртиуса к правительству ни в коей мере не накладывает на фракцию обязательство голосовать за кабинет в случае вынесения ему вотумов недоверия или доверия. Кроме того, Штреземан за свое самоуправное поведение подвергся слегка завуалированному общественному порицанию.

ДФП была отнюдь не единственной партией, которая выдерживала дистанцию от будущего правительства. Партия Центра, разозленная тем, что ей не дали возможность делегировать вице-канцлера и получить в свое распоряжение такое важное ведомство, как министерство внутренних дел, отозвала министра труда Браунса и теперь ее в качестве «наблюдателя» представлял только министр транспорта фон Герард. БФП аналогичным образом оценивала роль своего представителя в правительстве, министра почт Шетцеля. Настоящими партнерами по коалиции себя воспринимали только СДПГ и ДДП. Но и среди социал-демократов многие склонялись к тому, чтобы рассматривать «своих» министров только как исполнителей воли парламентской фракции. Такая оценка только на первый взгляд противоречила взгляду ДФП на «ее» министров как на частных лиц, делающих политику на свой страх и риск. Ведь результат был одинаковым: правительство не получало в рейхстаге доверительную поддержку, в которой оно так нуждалось, если хотело быть ведущей политической силой{360}.

Вследствие этого второй кабинет Мюллера представлял собой сначала только латентную Большую коалицию. Лишь в том случае, если бы фракции формально объединились вокруг коалиционного правительства, из так называемого «правительства личностей» могло бы получиться нечто большее, чем просто группа представителей партий, над которой постоянно висел дамоклов меч вотума недоверия. Спустя десять лет после перехода к парламентской республике, главные общенемецкие политические партии по-прежнему еще были далеки от понимания того, что в парламентской демократии, в отличие от конституционной монархии, решающая разделительная линия проходит не между правительством и парламентом, а между правительственным лагерем и оппозицией. Кризис немецкого парламентаризма отнюдь не был преодолен в результате утомительного формирования правительства образца 1928 года, он просто вступил в новую фазу.

28 июня 1928 г. рейхспрезидент наконец-то смог назначить членов нового правительственного кабинета. В него вошли:

Рейхсканцлер Герман Мюллер (СДПГ)

Министр иностранных дел Густав Штреземан (ДФП)

Министр внутренних дел Карл Северинг(СДПГ)

Министр юстиции Эрих Кох-Везер (ДДП)

Министр финансов Рудольф Гильфердинг(СДПГ)

Министр рейхсвера Вильгельм Грёнер (беспартийный)

Министр экономики Юлиус Куртиус (ДФП)

Министр труда Рудольф Виссель (СДПГ)

Министр транспорта Теодор фон Герард (партия Центра)

Министр продовольствия Герман Дитрих (ДДП)

Министр почт Георг Шетцель (БФП).

Восемь из одиннадцати министров уже входили ранее в один из правительственных кабинетов Германии, из них четверо — Штреземан, Куртиус, Шетцель и Грёнер — были министрами в непосредственном предшественнике свежеиспеченного правительства — четвертом кабинете Маркса. Только трое были «новичками» — Дитрих, Герард и Северинг. Однако социал-демократический министр внутренних дел был достаточно долго — первоначально с марта 1920 по февраль 1921 г. и потом без перерыва с октября 1922 по октябрь 1926 г. — министром внутренних дел Пруссии, для того чтобы внести солидную практическую основу в свою новую деятельность.

Свое правительственное заявление Герман Мюллер сделал 3 июля 1928 г. Оно было выдержано настолько в примиренческом духе, насколько это соответствовало природе самого рейхсканцлера и нестойкой парламентской базе кабинета. Больше всего бросалось в глаза то, что Мюллер не упомянул в своей речи: выражение позиции правительства по поводу броненосного крейсера «А». Только в ответ на упреки коммунистов рейхсканцлер в ходе дебатов дал понять, что правительство должно исходить из договоренностей, которые были достигнуты его предшественником. Кабинет Мюллера не настаивал на вынесении ему специального вотума доверия. Напротив, он удовлетворился тем, что представленные в нем фракции внесли предложение, согласно которому рейхстаг одобрял заявление правительства и без рассмотрения других предложений переходил к повестке дня. Это заявление было принято 5 июля 1928 г. подавляющим большинством рейхстага: из 423 делегатов, подавших действительный бюллетень, 261 проголосовал «за», 134 — «против», и 28 воздержались. Лишь из рядов социал-демократов раздался тихий протест: семь депутатов левого крыла, среди них Пауль Леви, не участвовали в голосовании. Это была та форма нарушения фракционной дисциплины, с которой СДПГ обыкновенно еще мирилась, не делая серьезных выводов{361}.

Отложенный конфликт вокруг броненосца настиг правительство 10 августа 1928 г. Министр рейхсвера Грёнер сообщил, что министр финансов в разговоре с ним 20 июля не высказал никаких сомнений по поводу того, что строительство крейсера может быть начато 1 сентября. Гильфердинг в ответ на вопрос Мюллера подтвердил это. Северинг, в свою очередь, истолковал заявление Тренера в том смысле, что расходы на крейсер не могут быть внесены в военный бюджет в качестве постоянной статьи расходов вследствие дальнейших мер экономии. После этого правительство приняло решение приступить к строительству крейсера, присовокупив в качестве разъяснения своей позиции примечание, соответствующее интерпретации Северинга.

Принятию этого решения предшествовали события, не нашедшие отражения в официальном протоколе. Министр юстиции Кох-Везер высказал в своем дневнике предположение, что Грёнер угрожал за кулисами в случае отказа своей отставкой и получил в этом энергичную поддержку от Гинденбурга. В действительности Грёнер не мог бы оставаться министром рейхсвера, окажись он в меньшинстве. Но речь здесь шла уже не о судьбе отдельного министра, а правительства в целом. ДФП и Центр связали себя со строительством броненосного крейсера. В столь же малой степени они были готовы мириться с ведущей ролью министерского большинства СДПГ и ДДП, как и с директивным решением рейхсканцлера против начала строительства корабля. Таким образом, решение, вынесенное против Грёнера, означало бы конец правительства Мюллера.

Строительство броненосца летом 1928 г. в военном смысле было не более рациональным, чем в начале года. Мало что свидетельствовало в пользу заверений министерства рейхсвера о том, что строительство кораблей ВМФ взамен устаревших поможет защитить немецкое Балтийское побережье от нападения Польши. Как и ранее справедливо считалось, что фиксирование расходов на осуществление долгосрочных планов военного министерства угрожает подорвать право рейхстага на ежегодное одобрение бюджета. В пользу строительства броненосного крейсера министры от социал-демократов могли в действительности высказать только один политический аргумент, но высшего порядка: речь шла о том, чтобы избежать тяжелого правительственного кризиса с непредсказуемыми последствиями, который неминуемо последовал бы, выскажись большинство кабинета против проекта рейхсвера{362}.

Большинство активных членов СДПГ видели дело в ином свете и дали выход своему возмущению в бесчисленных резолюциях, некоторые из них даже требовали отставки министров социал-демократов. КПГ предприняла попытку расширить трещину, возникшую у конкурента, за счет акции плебисцита. В начале августа коммунисты инициировали процедуру «народной инициативы»