Пока эти гости сидели у Масуи, в гостиную, кроме Эбата, никто не допускался и всем посетителям в приеме отказывали. Из Хоя приехали генеральный директор и директор-распорядитель цементной фирмы, возглавлявшие ее в течение многих лет. Слухи о том, что Масуи на этот раз приехал сюда с какими-то деловыми планами, были не лишены оснований и имели отношение к делам этой фирмы. Чутье у здешних дельцов оказалось поистине собачьим.

Хоя — небольшой городок у самого моря. Позади него высятся горы, которые тянутся до самой границы Хюга. В горах — отличного качества известняк, и начиная с эпохи Мэйдзи цементное производство было основной отраслью здешней промышленности. Хоя славится также очень вкусными мандаринами, которые своим качеством обязаны благоприятным географическим и почвенно-климатическим условиям: защищенная горами долина, плодородная почва, щедрое солнце и осадки южных морей. Здесь над голубой дремотной гладью залива белеют припудренные известью крыши небольших домиков, окруженных сплошными стенами золотых плодов. Осенью жители призамкового городка Юки часто ездили сюда полюбоваться красотой своеобразного пейзажа и насладиться превосходными мандаринами.

Они неизменно хвалили и то и другое. Но в остальном подобной широты взглядов не обнаруживали. Особенно сейчас, когда они проведали об интересе Масуи к известняковым месторождениям соседей. Конечно, они предпочли бы, чтобы в их городе вместо здания библиотеки торчало еще с пяток заводских труб. Но Масуи оставался к этому глух, и потому его внимание к соседнему городку было просто обидным. Как будто с Хоя его связывали более крепкие узы, чем с родным Юки! Правда, у Юки не было такого неиссякаемого источника естественных богатств, каким располагал соседний город. Однако сэйюкайевцы считали, что, будь на месте Масуи Таруми, он сумел бы что-нибудь придумать и для них.

Когда здесь прокладывалась железная дорога, между двумя партиями разгорелся отчаянный спор, где должен быть построен вокзал.

В то время партия минсэйтовцев была правительственной, и победу одержали они. Но вскоре прежний кабинет министров вышел в отставку, и было сформировано новое правительство, в котором Таруми занял кресло министра внутренних дел. Тогда-то и был построен новый вокзал там, где настаивали сэйюкайевцы. Они до сих пор помнили, какую радость и удовлетворение доставило им это.

Вот почему в этом городишке с населением меньше тридцати тысяч человек было два вокзала — один в его северной, другой в южной части, и расстояние между ними было равно одной трамвайной остановке в Токио.

Действуя в духе Таруми, Масуи мог бы либо купить предприятия цементной компании, либо расширить ее под видом слияния капиталов и тогда учредить в Юки филиал фирмы или построить здесь отраслевые заводы. Одним словом, если бы только Масуи захотел, его земляки могли бы погреть руки около этого предприятия. «Да... Будь сейчас с нами шеф — все было бы по-иному»,— рассуждали между собой сэйюкайевцы. Но имели они в виду не нынешнего своего лидера Киити Канно, находившегося в тюрьме, а его покойного отца Дзиэмона.

Минсэйтовцы тоже были не очень-то довольны. Но если бы Масуи вложил свой капитал в местное производство и это послужило обогащению их противников, им было бы еще досаднее. Тогда они скорее радовались бы успехам Хоя, чем процветанию собственного города. К тому же их главарь Кодзо Ито был не чета нынешнему главе дома Канно. Он был человек ловкий и хитрый. Он занимался лесоторговлей, чем из поколения в поколение занимался весь его род, и был владельцем завода металлических изделий и владельцем консервной фабрики. Консервная фабрика была небольшая, консервы не очень-то раскупались. Родственники доказывали Ито, что это убыточное предприятие, но он спокойно возражал:

— Хорошо смеется тот, кто смеется последний. Когда в Китае начнется настоящее дело, эти консервы будут приносить мце миллионы. А дело это того и гляди «бах!» — и начнется.

Ито был так дальновиден, что понятие «маньчжурский инцидент» считал уже устарелым. По его мнению, то была лишь небольшая репетиция. Сейчас кровавый поток поворачивал на север Китая, но и это еще не все. Февральское кровопролитие внутри страны имело своей целью «прии шпорить» ход событий. И он пристально следил за их развитием со своей колокольни, с нее он видел не хуже, чем политики, дипломаты и даже военные.

Цементная промышленность Хоя давала высокую при-быль. До сих пор эта компания упорно сопротивлялась домогательствам крупной осакской компании, которая стре-милась влить ее в свою систему. А сейчас, судя по всему* она довольно быстро согласилась войти в концерн Масуи, что было весьма симптоматично. В современной войне среди стратегических материалов важное место после железа и нефти занимает цемент. Так что интерес Масуи к известнякам Хоя, очевидно, был связан с предстоящей пальбой в Китае, которую с таким нетерпением ожидал Ито. По его мнению, нужно было не осуждать Масуи, а всячески приветствовать.

На этот раз Масуи пробыл в городе три, а не два дня, как бывало прежде. Завтра утром он собирался, ускользнув от назойливых провожающих, выехать в Фукуока, а оттуда лететь самолетом и отдал надлежащие распоряжения. Накануне вечером у него были гости, которые ни внешним видом, ни манерами не были похожи на постоянно осаждавших его посетителей. Это были Есисуке и Сёдзо.

— Привет!—поздоровался с ними Масуи, не меняя своей лаконичной манеры здороваться даже ради друга детства. Однако теперь он не стал отделываться односложными словами, а спросил:—Как здоровье? Хотел по пути с кладбища заглянуть к тебе, да не удалось.

Сказано это было не просто из приличия. Предки Масуи покоились на кладбище, которое в отличие от кладбища, находившегося возле городского храма, называлось горным.

На кладбище он шел не по новой дороге, где можно было проехать на машине, а по старой, круто поднимавшейся по холму. По-видимому, ему хотелось пройтись именно той дорогой, по какой он бегал еще мальчишкой, она вела прямо к дому его старинного приятеля — друга далекого детства. Возвращаясь с кладбища, Масуи всегда заходил к Есисуке.

Несмотря на полноту, особенно заметную при его небольшом росте, Масуи чуть не бегом взбирался по высокой каменной лестнице и со двора окликал хозяина: «Есисуке-сан!» Затем открывал калитку, проходил в сад и через галерею — в гостиную. Здесь он завтракал вместе с хозяином и пил чай со сливовым вареньем.

Есисуке, с тех пор как заболел, соблюдал строгий режим, рано ложился и рано вставал. Масуи тоже подымался чуть свет и сразу же шел на кладбище, причем, как правило, один, без всяких провожатых.

Есисуке был в городе единственным человеком, с которым Масуи поддерживал