Но Джолитти поспешно телеграфировал в Париж, что австрийский ультиматум Сербии не является, по условиям договора, казус федерис[416]. Правительство с этим согласилось и объявило о нейтралитете Италии в том мировом конфликте, которому предстояло разразиться в самом скором времени.

Это произошло в июле 1914 г. А девятью месяцами позже итальянское правительство в лице министра иностранных дел С. Соннино без ведома парламента заключило в Лондоне договор с державами Антанты[417]. Италия обязывалась вступить в войну через месяц при условии, если в случае победы ей отдадут Трентино, Южный Тироль, Триест и Далмацию, за исключением г. Фиуме[418]. Месяц спустя 24 мая 1915 г. Италия начала военные действия против Австро-Венгирии.

Последняя восприняла происшедшее как прямое предательство. Даже если это и не вполне справедливое обвинение, если толкование Джолитти договора о Тройственном союзе правомерно и если вспомнить факты истории Италии с июля 1914 по май 1915 г., то трудно отделаться от впечатления резкого «поворота». Пятнадцать лет эта страна вела внешнюю политику в духе умиротворения, совершенно не подготовилась к войне, и решение о вмешательстве в конфликт было принято спонтанно. Даже если ее требования и являлись законными, то не с меньшей степенью уверенности можно было сказать, что большая часть населения войну не одобряла. Против нее выступали и те слои общества, которые находились под влиянием социалистов и католиков, а также большинство членов парламента и Джолитти, все еще остававшийся весомой и влиятельной политической фигурой. Совершенно особую роль в принятии решения о военном вмешательстве сыграли интересы некоторых промышленных групп, в том числе занимавшихся производством черных металлов, связи которых с националистическим движением не были тайной. Но не стоит и упрощать проблему, приписывая активную роль только фабрикантам оружия. Не менее заинтересованными были и другие стороны. В частности, когда представители партии сторонников войны предъявили Джолитти ряд серьезных обвинений, в их числе было и то, что он находился на содержании у Банка коммерчиале, равно как и тот факт, что Джолитти располагал капиталами в немецких банках.

Разумеется, среди интервенционистов[419] хватало известных имен; это, в частности, Луиджи Альбертини, руководитель авторитетнейшего издания «Коррьере делла сера», уроженец Тренто Чезаре Баттисти, бежавший в Италию социалист, а также Л. Биссолати, Г. Сальвемини и Г. Д’Аннунцио. Последний как раз вернулся из Франции, для того чтобы произносить на площади Кварто и на Капитолии пламенные воинственные речи. Непривычным было лишь то, что его не преследовали, как обычно, кредиторы. И, наконец, в рядах этой партии находился Б. Муссолини, самый молодой и самый экспрессивный из сторонников войны. В 1914 г. он вышел из ИСП (по всей вероятности, с французской помощью), основал собственную газету под названием «Иль Пополо д’Италия», на страницах которой с пылом неофита Муссолини славил то, что должна была принести с собой война: возрождение национальной доблести и революционный дух. Толпы студентов и мелких буржуа вышли на площади в «блистательные дни» мая 1915 г., для того чтобы высказать протест против Джолитти и приветствовать начало боевых действий. Немало было и местных антивоенных выступлений рабочих и крестьян, но и тех и других без особого труда могла бы разогнать полиция. Этого не случилось. Более того, первые получили официальную поддержку, ибо правительство и королевский двор решили воспользоваться событиями, чтобы представить принятый в обход мнения парламента и населения Лондонский договор как некое проявление воли народа.

Каковы же истинные причины данного шага? Сопротивление, оказанное французами в битве на Марне[420], могло иметь большое значение в принятии такого решения. Кроме того, свою роль здесь сыграло убеждение в том, что конфликт продлится недолго, несмотря на опыт первых военных лет. Сам Джолитти, наиболее пессимистически настроенный на этот счет, утверждал, что война продлится три месяца, но никак не три года. Но не эти аргументы имели решающее значение. Возможно, главную роль сыграло убеждение, будто короткая и победоносная война могла бы помочь восстановлению дисциплины в стране. А это облегчило бы переход к авторитарному, в духе 1898 г., государству, придало бы новое дыхание консервативным силам, стремившимся сохранить существующий порядок, предотвратило бы угрозу восстания. То есть вступление в войну оказалось не только и не столько актом внешней, сколько внутренней политики, чем-то вроде небольшого государственного переворота, облеченного в законную форму. В результате подавляющим большинством голосов парламент отдал самые широкие властные полномочия правительству. Но речь шла о законодательном собрании, утратившем отныне свою свободу действий и попавшем в тиски между полномочиями исполнительной власти и мнением народа. Возможно, что в мае 1915 г., когда Джолитти отказался от борьбы за сохранение нейтралитета страны, он сделал это, уловив, какой отклик находит проблема вступления в войну во внутренней политике. Вероятно, он даже признал положения Лондонского договора, так как отдавал себе отчет в том, что отказ от него повлечет за собой дискредитацию короля, чья подпись стояла под документом, хотя сам он отрицал это в своих мемуарах. Не исключено также, что Джолитти поступил так, поскольку был уроженцем Пьемонта и верным слугой короля.

Таким образом, Италия вступила в войну, будучи совершенно к ней не готова — ни психологически, ни с военной точки зрения. Дурман патриотических лозунгов интервенционистов и патетических высот риторики Д’Аннунцио понемногу рассеивался — по мере того как первые санитарные эшелоны стали возвращаться с фронта.

Италия в войне

Итак, объявление Италией войны Австро-Венгрии, а в августе 1916 г. и Германии с военной точки зрения означало ведение позиционных боевых действий, рассчитанных на изматывание противника. Как ни старались итальянская и австро-венгерская стороны переломить ситуацию в свою пользу, к октябрю 1917 г. не произошло никаких значительных изменений в позициях противников: итальянцы расположились на р. Изонцо, а австро-венгры — в долине р. Адидже и на плоскогорье Азиаго. Это зыбкое равновесие было нарушено лишь единожды, когда в августе 1916 г. итальянцы заняли г. Горция. В октябре 1917 г. австро-венгерские и немецкие войска все же смогли прорвать итальянский фронт в районе г. Капоретто[421] и захватить Венецианскую долину, хотя незадолго до того они потерпели поражение на русском фронте. Их наступление было остановлено только на р. Пьяве, где итальянские воинские части показали себя с лучшей стороны и продемонстрировали успешное сопротивление. В ноябре 1918 г. прекратила свое существование Австро-Венгерская империя, и расформирование ее войск помешало