длительной и выматывающей, банда не шла ни на переговоры, ни на уступки — не выпускали никого наружу и не запускали никого внутрь, а тех, кто пытался бежать, долго преследовали, перебрасывая затем головы пойманных через стену.

Продержались в таком настроении заточенные около трёх недель. Дальше было принято решение дождаться ночи и пробиваться с боем — отряд вооружённых связных и два десятка людей вполне могли бы выиграть тот бой, но во время побега началась неразбериха — темнота, которая служила другом, стала врагом — беженцев заметили и открыли огонь из заранее подготовленных стрелковых мест-засад. Определять позиции было трудно, укрыться вне зданий или узких переулков — ещё труднее.

Перекрестная стрельба по обеим сторонам дорог и закоулков положила почти всех в том побеге. Слёг и сам Хэнк, поймав пулю в ногу — упал на землю, схватившись за раздробленное колено и тут же получил вторую — в голову. Выжившие связные в большинстве своём остались прикрывать отход Джанет — главa переправ был мёртв, так что живым нужен был хотя бы заместитель, иначе их бы и так ждала не самая приятная смерть.

Но была и очень любопытная деталь во лжи: одна группа связных, оставленных Кардиналом, должна была пойти с Хэнком и Джанет прямо в Новый Техас, а другая — отправиться по точкам встреч, намеченных Александрой и Винни-Салливаном. На вопрос, как они с Золотом, парень не ответил. Впрочем, ему вчера тоже не ответили, так что он не утаивал.

Следующие несколько дней выжившие солдаты шли к последнему месту встречи в списке — Мюррею. А когда рандеву состоялось и пополненный отряд ушёл из посёлка, на Мюррей напали. Совпадение ли или просто очередная ложь — было неясно, но вся группа, если верить, вышла целой и направилась на то кладбище, чтобы ждать переправы.

Единственное условие успешного обмена между связными нарушили Хантер и Пацан — хотя бы один связной с каждой стороны должен был быть — они знали как кодовые слова, так и время встречи. С временем всё было ясно — Андре проболтался одним вечером, а вот пароль… Впрочем, это было не столь важно — Уильяма из Джонсборо всё равно доставили бы к Гаскойну, попадись он, так что он решил попасться.

Завершив разговор и попрощавшись, он подошёл ещё ближе к столь желанной для многих переправе — ветхому деревянному мосту, шатающемуся от каждого порыва ветра, по которому мог пройти только один человек вширь — так выглядела лестница в рай. Но ни Петра, ни ангелов видно не было.

Разумеется, недалеко от кладбища Браун-Спринггс, завершая шоссе тридцать пять, что проходило у Мюррея, был и вполне нормальный четырёхполосный мост — куда более надёжная и большая переправа, но, увы, предназначенная только для резидентов Нового Техаса. Всякому же, кто мечтал присоединиться к Золоту, приходилось проходить там, где стоял Уильям — по шаткому и узкому мосту, доски которого, казалось, потемнели от крови.

Девять сорок восемь. С другой стороны реки послышался гул машины — колесницы, ниспосланной простым смертным.

Сквозь полупьяную брань можно было различить три мужских голоса, яростно спорящих друг с другом. Один из них звучал на редкость хрипло и сипло, будто бы его владелец вечно болел ангиной или простудой, второй казался совершенно обычным, немного низким, а третий же куда больше остальных походил на голос пьяницы — гласные звучали протяжно, томно, а язык заплетался в сложных словах, будто лис в терновом кусту. Спустя минуту, голоса вышли к мосту.

Хриплым оказался высокий, такого же роста, что и сам Уилл, коротко стриженный мужчина, по чьему телосложению, скрытому бронежилетом, сразу было понятно — ни в спорте, ни в еде он себе не отказывал. Пьяница выглядел практически подобающе — седой, старый, как его костюм, грязный и низкий полноватый мужичок, во чьем рту недоставало минимум половины зубов, а на голове — половины волос, растрёпанных во из-под старой ковбойской шляпы во все стороны. Впереди них стоял парень с очень женственными чертами лица и длинными чёрными волосами, собранными сзади в хвост — узкая челюсть, короткий, но острым подбородок, большие глаза и маленькие, немного тонкие губы; лишь его телосложение — худощавое, но явно мужское — позволяло определить его пол. «Вот тебе и ангелы», — усмехнулся Хантер, ступив на первую доску моста.

Разумеется, он знал, что те люди ожидали совсем другую компанию. Разумеется, они его не признали и взяли на прицел. Пьяница даже хотел пристрелить, объясняясь тем, что с нарушителями границ, не имеющих гражданства, нечего цацкаться, но тут же передумал, услышав, что держал на мушке Уильяма из Джонсборо — человека, награда за кого живым колебалась между «огромной» и «космической». Уильям же потребовал доставить себя прямо к Генриху Гаскойну — тому, кто и установил ту награду.

Спорить никто не стал — было незачем. Длинноволосый приказал связать беглеца и усадить его в машину — небольшой джип военного образца с открытым верхом, что был раритетом ещё до того, как таковым стал любой автомобиль — бледно-песочного цвета с твёрдым широким рулём и небольшими стёклышками спереди; наёмника не покидало ощущение, что он видел такой на иллюстрациях к какой-то из войн, в которых Соединенные Штаты Америки брали участие «ради восстановления мира и привнесения демократии».

Пейзажи Техаса впечатляли и отталкивали, как обычно: длинные, широкие, почти бесконечные степи, где редко рос даже одинокий куст, или же низкие, не больше, чем полтора метра, деревья, с осыпавшимися листьями и голыми кронами, больше похожие на перевёрнутые — словно корни торчали снаружи, а само растение разрасталось где-то там внутри, под землёй. И лишь редкие старые линии электропередач да фигуры, изредка мелькающие у дороги, говорили: «Здесь всё ещё есть жизнь. Всегда была».

По пути к заказчику троица из Золота активно обсуждала их счастливую поимку, не забывая изредка подкалывать её или задавать уточняющие вопросы. В основном, их интересовало то, почему награда за голову Уильяма из Джонсборо была назначена только на территории Техаса — обычно, если человек становился неугоден, о награде за его голову сообщали всем наёмникам, явившимся на Сходку, или просто отсылали гонцов по всему континенту — охват территории, где необходимо было разыскать живым или мёртвым, никак не влиял на цену. Однако Хантер молчал.

Длинноволосый — некий Альвелион — оказался более внимательным, нежели остальные его спутники — он сумел вспомнить, что однажды уже был выдан заказ на поимку